Ричард Длинные Руки – паладин Господа - Орловский Гай Юлий

– Во дворе мои воины, – проговорил он зловеще. – Бездельничают. Там же челядь… и тем и другим будет полезно послушать твои дикие крики. Не так ли?

Он с силой ударил ногой Гендельсона в пах. Тот попытался скорчиться от дикой режущей боли, застонал. Черный рыцарь понаблюдал, в глазах блеск от масляных светильников.

– Сволочь, – прохрипел Гендельсон. – Ты не рыцарь…

В помещение вошли еще двое. Один высыпал из ведра в чугунную посудину рубиновых углей, другой деловито перебирал металлические прутья, щипцы, крючки. Выбрав, сунул в эту посудину, где угли, и только тогда я догадался, что уготовано Гендельсону.

– Где Варнар? – спросил черный рыцарь в нетерпении. – Сбегайте за ним!

– Я здесь, ваша милость, – прогудел низкий голос.

В двери вдвинулся низкорослый, чудовищно широкий в плечах человек с грязными волосами до плеч. Ноги короткие и кривые, из-за чего руки свисают чуть ли не до земли. Лицо грубое, заросшее звериной щетиной, неподвижное, застывшее.

Он был в кожаном засаленном кафтане, но узловатые мускулистые руки остались голыми, хотя у меня язык не поворачивался назвать голыми руки, из-за обильной шерсти больше похожие на лапы. Он воткнул факел в щель между камнями возле двери, коротко поклонился.

– Слушаю, господин.

– Приготовь угли.

– Да, хозяин. Уже все готово.

Губы рыцаря искривились в усмешке.

– Все ты уже знаешь… Неужели я так одинаков?

Варнар молча наклонился, руки его поворошили догорающие березовые поленья. Рыцарь нетерпеливо смотрел, как он железным совком неуклюже набрал багровые крупные угли, ссыпал в металлическую кастрюльку на длинной ручке.

Рыцарь повернулся к Гендельсону. Тот с трудом приподнял голову и окинул его высокомерным взглядом.

– Что? – спросил рыцарь с интересом. – Это тебе не красивая смерть на поле брани!.. Да еще под благосклонным взором своего короля и соратников, которые расскажут, приврав, о твоей красивой гибели… А вот так, когда никто не видит?.. Когда вокруг только враги?

Гендельсон прохрипел:

– Мразь… вор…

Рыцарь вскинул брови.

– Вор? Почему?.. Кем только меня не называли, но вором…

– Вор, – сказал Гендельсон хрипло. – Рыцарские шпоры мог только украсть…

Черный сказал с усмешкой:

– Ты сейчас скажешь не только что я рыцарь. Что я – лучший из рыцарей. Ты скажешь, что я – Дева Мария, что я – Христос, что я твой Бог… и все-все скажешь, что я захочу!

Прутья медленно накалялись. Рыцарь подошел к пленнику, я видел, как Гендельсон поднял голову, глаза все еще затуманены болью, лицо бледно и перекошено, он сказал хрипло:

– Не дождешься!

И плюнул ему в лицо. Я отчетливо видел, что залепил прямо в глаз кровавый сгусток. Рыцарь отшатнулся, отступил, под ноги попалось опрокинутое ведро, он замахал руками, едва устояв. Палачи торопливо отвернулись. Не хихикали, как я подумал, бледные и дрожащие, торопливо копались в своем дерьме, делая вид, что ничего не видели. Страшатся, понял я, что видели чересчур большой позор своего господина, а он может не простить такое даже им.

Рыцарь торопливо вытирался краем плаща. Кровавая слизь растеклась по щеке, он тер и тер лицо, рычал от ярости, наконец остановился посреди помещения и прокричал яростно:

– Надеешься, что сразу убью?.. Нет, будешь умирать долго. Мне не придется ломать твою волю, ты и так слизь… но даже покорный и готовый выполнить любое мое повеление… ты не умрешь так просто!

Его трясло, голова дергалась, зубы лязгали, как у припадочного. Я догадался, что ярость вызвана не самим плевком, а что плюнуло именно такое ничтожество, в котором он сразу разгадал трусоватого и слабого человечка в некогда толстом, раскормленном, а теперь обвисшем жалком теле.

С Гендельсона сорвали остатки рубашки. Палач торопливо вытащил раскаленный прут. И хотя до вишневого цвета был раскален только конец прута, палач держал его в толстых кожаных рукавицах.

– Дай сюда, – велел рыцарь. – Я хочу, чтобы эта толстая свинья верещала именно от моей руки.

Гендельсон следил за ним с бледным напряженным лицом. Рыцарь поводил перед его глазами железом, Гендельсон морщился от опаляющего жара, не выдержал и отвернул голову.

Рыцарь злобно расхохотался.

– Что, уже не нравится?.. Так рано?

– Ты – исчадие ада, – сказал Гендельсон высокопарно. – Тебе гореть в аду!

– Все там будем, – заверил рыцарь.

– Не все, – отрубил Гендельсон. – Богородица Дева Мария, наша светлейшая заступница, да услышишь ты наши слова, да примешь их к сердцу, да не минует…

Рыцарь поморщился, словно сжевал лимон. Я тоже ощутил отвращение и тоже поморщился, словно при мне любимый певец взял откровенно фальшивую ноту. Ну что за дурь эти молитвы, такая психотерапия хороша только на берегу тихого озера, а перед раскаленным железом не очень-то подуховничаешь, материальный мир, он, увы, вот он…

Раскаленный прут прикоснулся, словно играючи, к толстой складке на животе Гендельсона. Барон заорал, забился в цепях, сразу растеряв слова молитвы, мотал головой, словно вытряхивал из ушей воду. Я услышал запах горелого мяса. Взвился едкий дымок.

Рыцарь захохотал:

– Ну как тебе это… а это… а это?

Железо вишневого цвета трижды прижгло толстые валики на боках. Запах горящего мяса стал сильнее, тошнотворнее. Гендельсон охрип от нечеловеческого крика, потом повис на цепях. Рыцарь прислушался, фыркнул:

– Он еще шепчет молитвы!.. Тупоголовый дурак. Как же, явится твоя сраная Богородица, спасет тебя!.. Варнар, возьми прут, пусть накаляется еще…

Палач сказал угодливо:

– А тут есть еще… Вот, можно этими щипчиками позабавиться! Острые такие… Хватаешь, откусываешь вот так чуть, а потом отдираешь целый клок…

Рыцарь поморщился.

– Кожи, что ли?

– Как можно? – испугался палач. – Кожу надо снимать начиная с пяток!.. Чтобы снять целую, не подпортив. Хотя, правда, ваша милость проделала три дырки… А я о том, чтобы отогнуть чуток сала, а туда залить либо смолы, либо кипящего олова…

Рыцарь подумал, кивнул:

– Давай, готовь. Но залью ему сам. Это мне начинает нравиться.

– Скотина, – сказал Гендельсон хриплым, но сильным голосом. – Господь накажет тебя…

– Да? – спросил рыцарь с интересом. – Но пока что накажу тебя я. И что? Не пора ли отказаться от такого Господа, который не защищает своих подданных?

Гендельсон сказал твердо:

– Господь не отказывается от любящих Его. Он и сейчас посылает мне свою любовь и поддержку!

– Вот как? – изумился рыцарь. – Варнар, начинай.

Стиснув челюсти, не в состоянии вмешаться со своим бестелесным телом, я заставил себя наблюдать, как железными клещами рвали тело Гендельсона. Сперва слегка отодрали с правого бока толстый ломоть, оттуда не сразу потекла кровь, было ее на диво мало, палач угодливо засмеялся: