Истребивший магию - Никитин Юрий Александрович

Олег прошептал:

– Мощь не в силе…

– А в чем?

Барвинок охнула, бессильно выпавшие на пол мечи подпрыгнули и с большой силой вонзились в тело Черного Мага. Он вздрогнул, перевел на них неверящий взгляд, пальцы ухватились за рукояти и стиснулись так, что побелели косточки.

Олег вздохнул, поднялся.

– Не вытащить, – сказал он почти с сочувствием. – Ты зря проговорился, где твоя мощь. Мне ее не одолеть, но блокировать могу. А вот ты мою не сможешь… даже если бы узнал, откуда она.

Черный Маг все еще пытался выдернуть мечи, но те погрузились по самые рукояти, а острия вылезли из спины. Кровь хлынула у него изо рта, он упал на колени, потом вниз лицом.

Олег сказал угрюмо:

– Все. Уходим. Быстро!

Она не поняла, почему нужно убегать, но под землей что-то начало ворочаться, рычать все громче, за спиной раздался грохот. Они выбежали на странно ровную, как столешница, местность, Олег начал замедлять шаг, Барвинок наконец оглянулась.

Она впервые видела страшное и невероятное зрелище, когда разваливалась чудовищная крепость, но глыбы не рушились вниз, сотрясая землю тяжелыми ударами, а словно всплывали сквозь прозрачную воду вверх, а потом их движение все ускорялось и ускорялось.

Крепость рушилась с башен, верхних стен, потом дошло до нижних, и все невероятным образом поднималось, как легкий дым. Она чувствовала тяжесть этих глыб, что не подчинялась земле, словно у нее совсем другой хозяин.

Наконец под тем местом, где высилась черная крепость, осталась только выжженная и уплотненная до прочности гранита земля.

Олег сказал измученно:

– Наконец-то… Повергнут самый могучий… Осталась мелочь, но сама перемрет…

Она стиснула кулачки, сердце колотится часто-часто, настал этот последний миг, ради которого она тогда залезла на дерево.

– И что, – спросила она, – все твои амулеты сгорели?

– Все, – ответил он. – Ничего, со временем насобираю еще…

– Нет, – возразила она, – не насобираешь, убийца магов!

Он взглянул с удивлением, а она, очень собранная и со сдвинутыми над переносицей бровями, вытянула в его сторону обе руки и резко разжала кулачки.

Незримый удар тряхнул волхва, как падающий валун дерево.

– Ты… – прохрипел он, – все-таки решилась…

– Я не дам тебе уничтожить магию, – отрезала она. – Ей быть!

Он покачал головой, но второй удар отшвырнул его на несколько шагов. Барвинок застывшими глазами смотрела, как тело волхва взлетело в воздух, затем с силой ударилось о землю. Он попытался встать, уже начал выпрямляться, но Барвинок снова сжала и разжала пальцы.

Третий, самый тяжелый удар выбил из него дыхание. Кровь плеснула изо рта, он с хриплым вздохом упал на колени. В его зеленых глазах застыло патетическое недоумение, затем он медленно повалился на бок.

Барвинок подошла к нему с великой осторожностью. Он с трудом перевернулся на спину и застыл, глядя неподвижными глазами в небо. Она опустилась возле него на колени, губы тряслись, она чувствовала, как закипают злые слезы.

– Ну почему, – прошептала она, – ты такой упрямый, гад?.. Как я теперь жить буду?.. Ты мне всю жизнь испортил, сволочь…

Он еще дышал, лежа на спине, изо рта медленно выползает красная струйка, но не мог шевельнуть и пальцем, в бессилии смотрел, как она всматривается в его лицо, тоже едва дыша, изнуренная, исхудавшая, глаза воспаленно блестят, скулы заострились, а губы стали совсем серыми.

– Вот… – сказала она хрипло, – ты и повержен… и что делать теперь мне?

Он смотрел снизу вверх, руки беспомощно раскинуты крестом, лицо тоже худое, только зеленые глаза горят необыкновенно ярко, а огненно-красные волосы, словно живое пламя, шевелятся под легким ветерком.

– Ты сильнее, – едва слышно прошептал он хриплым задыхающимся голосом, кровь изо рта потекла сильнее, – чем я думал…

– Ты тоже, – выдохнула она, – но ты повергнут, проклятый!

– Да…

– И ты умрешь!

Его губы медленно разомкнулись.

– Похоже…

Она вытащила из ножен острый кинжал, опустилась коленом на его широченную грудь, лезвие блеснуло перед зелеными глазами.

– Но ты еще можешь спасти свою шкуру.

Он неотрывно смотрел в ее синие, как небо, глаза. Вот так, снизу вверх, можно представить, что это небо просвечивает через ее кудрявую головку.

– Я бы не отказался, – проговорил он с трудом, грудь едва приподнималась под ее коленом. – Моя шкура… хоть и дырявая, мне дорога. Как реликвия.

– Ты должен поклясться… ты должен поклясться, что перестанешь преследовать магов, колдунов и волшебников!

Он переспросил:

– Значит, можно будет убивать только чародеев? И всяких там ведьм?

Она сердито повысила голос:

– Не в твоем положении торговаться! Ты должен дать клятву, что прекращаешь преследовать все, что связано с магией. Абсолютно все!

Он долго молчал, смотрел в ее прекрасное лицо. Барвинок, забеспокоившись, приложила острое лезвие кинжала к его горлу.

– Да, – шепнул он с трудом, – ты права, это довод. Но я, увы, человек идеи. Я не могу дать такую клятву. Вся моя жизнь станет бессмыслицей.

Она сказала с нажимом:

– Ты сам выбрал смерть.

– Да, – ответил он тихо, – да.

Давление острого металла стало сильнее. Он ощутил, как лопнула кожа, теплая струйка побежала, щекоча, начала собираться в ямочку между ключицами. Она смотрела в его зеленые глаза, с него течет кровь, но чувствовала, как помертвело ее лицо.

Рука ее дрожала, грудь часто поднимается и опускается, а губу, чтобы не разреветься, больно прикусила.

Волхв не двигался, острое колено перестало давить ему на грудь, Барвинок поднялась, все еще с кинжалом в руке, кончик пламенеет, окрашенный его кровью.

Глаза ее с ненавистью обшаривали его каменное лицо.

– Ты… ты… не человек!.. Ты гад, ты сволочь, ты мерзавец, ты подлец и негодяй…

Запруда в глазах прорвалась, слезы побежали по щекам, обжигая кожу. Волхв не двигался, глаза невидящим взором смотрят в небо, а красная струйка изо рта начала иссякать. Она присела рядом и, не помня себя, поцеловала в неподвижные губы. Слеза обрушилась ему на лицо, следом закапали еще и еще. Она чувствовала, как ее трясет в судорожном плаче, пыталась остановиться, не получается, потом решила выплакаться, выреветься, вдруг станет легче, как говорят, хотя, похоже, всю жизнь оставаться с этой тяжестью на сердце.

Застывшие глаза смотрят без укора, но все равно она провела ладонью по лицу, закрывая ему глаза, и так осталась на коленях, подавленная и сокрушенная.

Сколько прошло времени, не знала, но нет сил встать и уйти, вообще нет сил ни на что, только вот так бездумно сидеть, чувствуя внезапную страшную гнетущую пустоту.