Истребивший магию - Никитин Юрий Александрович

– Вот теперь рухнет, – сообщил он буднично. – Да и то не сразу.

– Я же говорила!

– Ты всегда права, – согласился он. – Потом.

Помещение, в котором они оказались, внушало ей трепет размерами, неким величием, в нишах блестят металлом статуи в полтора роста человека, из-за таких находок и пошел слух, что в старину все были великанами.

Волхв недолго осматривался, взял из стопки факелов в выемке в стене один и воткнул в пустое кольцо из бронзы, что сиротливо торчит рядом. Факел тут же вспыхнул чадящим багровым пламенем.

– Мы здесь будем жить? – спросила она язвительно.

– С чего ты взяла? – спросил он.

– Устраиваешься надолго, – пояснила она и уела с удовольствием: – Как женщина.

Вместо ответа он шагнул в сторону, она не поняла, что он там делает, только под ноги полетела рухлядь, истлевшая ткань, взвилась пыль, Олег что-то поворачивал с усилием, заскрипело. Яркий свет вспыхнул резко и неожиданно.

Она вскрикнула и закрыла глаза ладонями. Свет померк, да и не настолько уж и ярок, просто все случилось неожиданно, теперь она сообразила, что он снял покрывало с зеркала и повернул его так, что огонь факела отразился в плоской поверхности, дальше другие зеркала поймали свет, усилили каким-то образом и передали от стены к стене по всему огромному помещению.

– Как ты догадался? – спросила она невольно.

Он буркнул с грустью:

– Да не приходится догадываться, вот что грустно. А ты говоришь, магия хорошо… Ладно, не фыркай, пойдем!

Глаза быстро привыкают, она сделала несколько шагов за волхвом, оглядывалась, наконец сказала в благоговейном трепете:

– Какой огромный зал… Это же сколько труда!

Он буркнул:

– Делалось даже не на века. Под землей ни осени с ее дождями, ни жаркого лета, ни зим с морозами… Потому все будто только что вырублено. Что и плохо.

Вывод был таким неожиданным, что она охнула, оступилась и едва не растянулась на ровном месте.

– Почему тебе все плохо?

– Мир застыл, – ответил он невесело.

– Как застыл? – вскричала она. – Разуй глаза! Все кипит!

– Бег на месте, – сказал он.

– Какой бег! Жизнь идет!

– Тебе кажется, – обронил он безучастно. – Жизнь остановилась. Даже не знаю… Я бы перетопил всех, а на развод оставил бы пару семей людей трудолюбивых и не помышляющих о поисках сокровищ…

Она сказала злобно:

– Не дал бог свинье рог! А то бы всех перебодала.

– Перебодал бы, – согласился Олег. – Но на племя все-таки оставил бы горстку… Ладно, не отставай.

Она торопливо семенила за ним, он двигался уверенно, движения скупые, но четкие, ни одного лишнего, а через зал шел так, словно уже десятки раз исходил его вдоль и поперек. Или бродил по таким же, только в других местах.

В дальней стене широкий проход, настолько широкий, что стены как бы и нет вовсе, только пугающая тьма. Олег там остановился, в задумчивости покрутил головой.

Барвинок приблизилась, сердце трепыхнулось жалко, широкие ступени, едва освещенные здесь, уходят вниз в зловещую темноту. Оттуда донеслись некие звуки, она в страхе прислушивалась, пока не сообразила, что это не то шуршит у нее в ушах, не то скребется что-то в груди.

– Вниз, – сказал Олег, – это не вверх. Пойдем.

– Как глубокомысленно, – прошептала она, но сама не ощутила язвительности, слишком уж страшно. – Я могу взять факел… и пойти впереди.

– Размечталась, – сказал Олег.

Он начал неторопливо спускаться, она поворчала погромче, чтобы он заметил ее недовольство, но чувствовала дикую радость, что можно идти сзади.

Хоть и с факелом в руке, но постоянно спотыкалась, оступалась, оставляя Олега в темноте, однако он не орал на нее, что с неохотой поставила сперва в заслугу, потом заподозрила, что он, как сова или летучая мышь, и без факела ориентируется в этой кромешной тьме, сразу же ощутила жгучее возмущение такой грубой мужской несправедливостью.

Он внезапно остановился, она едва успела отвести факел в сторону, чтоб не ткнуть им в его широкую спину, вместо этого уперлась лбом.

– Тихо, – сказал он напряженно. – Там кто-то за колонной.

Она прошептала:

– Где?.. Я и колонн не вижу!

– За третьей справа, – пояснил он тихо.

Она изо всех сил таращилась в темноту, а Олег шагнул вперед и тоже растворился в черноте. Она торопливо метнулась следом, под ногами затрещали черепки, она съежилась, теперь они обнаружены, но фигура Олега двигается вперед тем же ровным осторожным шагом. Трепещущий свет факела наконец вырвал из темноты толстую и удивительно не тронутую временем колонну, вся ярко-синяя, то ли камень такой, то ли облицована плитками, дальше еще одна, а по бокам тоже…

Весь свод, поняла она устрашенно, покоится на этих толстых подпорках и все еще не просел, словно там наверху единая плита без малейших трещинок.

Олег замедлил шаг, теперь и она увидела выступающее из-за колонны плечо и локоть. Олег приблизился неслышно, она видела, как он обошел и встал лицом к лицу с незнакомцем. Его лицо оставалось таким же суровым и угрюмым, губы не двигались, только зеленые глаза странно мерцают в свете факела.

Человек не двигался, она тихонько подошла ближе, охнула и закусила губу. Из груди незнакомца торчит на длину локтя заостренный кол. Голова повисла на грудь, Барвинок отводила взгляд, страшась увидеть перекошенное лицо.

Олег буркнул:

– Не боись. Это было давно.

– Не все ли равно? – огрызнулась она. – Мертвец и есть мертвец.

– Я думал, – проронил он, – боятся только свежих мертвяков. Пойдем, там что-то интереснее.

Она все косилась на несчастного искателя сокровищ, а он прошел мимо, тут же забыв о нем. Она торопливо двинулась следом, волхв на этот раз шагает медленно, осторожно, словно каждая плита под ногами вот-вот провалится и он готов отпрыгнуть вовремя. В пугающей тишине шаги звучат так громко и гулко, что у нее всякий раз дергается в ушах. Эхо от шагов носится по залу и бьется о стены, а возвращается усиленное, искаженное и еще более страшное.

Она вскрикнула, еще не поняв, что случилось, а с потолка, как ей показалось, прямо перед ними тяжело соскочил огромный уродливый человек, непомерно толстый, как она решила в первый момент, но он распрямился, и она с ужасом поняла, что это чудовище вдвое выше волхва, вчетверо шире, а руки его толще, чем стволы дерева.

Олег не двигался, то ли парализованный ужасом, то ли просто оцепенел, застигнутый врасплох. Великан, огромный и чудовищно уродливый, словно его небрежно собрали из разных кусков, взревел жутким грохочущим голосом:

– Так вот ты, оказывается, каков?..

Олег ответил, к изумлению Барвинок, недрогнувшим голосом: