Истребивший магию - Никитин Юрий Александрович

Она охнула:

– Но они еще не…

Она прервала себя на полуслове. Люди-жуки, взяв след, ныряли в землю, словно в вязкое болото. Она различила, что их тела трясутся мелко-мелко и земля расступается, пропускает их в свои недра.

Олег вернулся к коням, успокаивающе похлопал своего по шее, тот сразу же перестал пугливо прядать ушами, даже лошадка Барвинок вздохнула с облегчением и с укором посмотрела на припоздавшую хозяйку.

– Все, – сказал он с досадой. – Поехали! Что-то я совсем ползу с такой спутницей… Прибить, что ли, чтоб всем было хорошо?

– Кому это всем? – спросила она сердито. – Тебе уж точно не будет хорошо!

– Почему?

– Ты ж говорил, что у тебя есть эта… как ее… совесть!

Он легко вскочил на коня и уже с седла ответил задумчиво:

– Как раз она и говорит, что прибить пора, пора…

Голос его прозвучал очень серьезно, она насторожилась, волхв шутить не умеет, а в этих словах есть и другой затаенный смысл, который она должна понять недвусмысленно…

– Почему пора? – прощебетала она и улыбнулась как можно невиннее.

– Потому что с каждым днем ты сильнее, – объяснил он и спросил: – Едешь или остаешься?

Она поспешно вскарабкалась в седло, по спине как будто водят куском льда, а глаза волхва неспроста такие серьезные и загадочные. Однако он ничего больше не сказал, усмехнулся коротко и пустил коня от дерева прямо, спокойно, совершенно не обращая внимания на близость земляных волков.

Барвинок крикнула вдогонку:

– Сейчас увидят и вылезут!

– Не увидят, – ответил Олег равнодушно.

– Почему?

– У кротов глаза слабые, – буркнул он.

– Это не кроты!

– У червей и вовсе нет, – отпарировал он. – Вообще-то под землей глаза не нужны.

Она хотела спросить, при чем тут жизнь под землей, если эти звери созданы колдуном, но Олег уже пригнулся к конской гриве, посылая его в галоп, а если не догнать, то, как он предупредил в самом начале, нянчиться не будет, она останется одна.

Его конь даже накренился набок, делая резкий разворот в сторону леса, она крикнула торопливо:

– Это удлинит дорогу!

– А ты как хотела? – спросил он через плечо.

– Вон дорога по равнине!

– А землеволки? – спросил он без всякого ехидства.

Она посмотрела с недоверием.

– А что они… Ах, не смогут через лес?

– Смогут, – ответил он, – но намного медленнее. Им проще под самой поверхностью, лишь бы свет не жег их глаза и шкуры, а в лесу корни идут глубоко. Да и не трава же, корни дуба не прорвать, надо грызть, а оно им надо?.. Так что обойдут.

– И на время потеряют след! – сказала она с энтузиазмом. – Олег, а ты, оказывается, умный!

Он посмотрел с недоверием, в самом ли деле восхитилась или же каким-то образом хитро обругала. Подумав, решил, что все-таки обругала, потому что если это вот для нее признак ума, то ничего другого умного в нем не заметила. А он горы бисера рассыпал и расшвыривал, вещал о звездах, о строении мира, о черепахе, на которой земля, о Мировом Дереве, о сходящих днем на землю звездах в облике красивых женщин, что вообще-то такая же брехня, как и Мировое Дерево или мировая черепаха в бескрайнем океане…

Деревья надвинулись и пошли навстречу, быстро исчезая за спиной. Барвинок с облегчением замечала толстые могучие корни, выползающие наверх, бугрящие толстый слой мха, под землей такие же крепкие, прочные, у одних деревьев широко расходятся под поверхностью, у других уходят на большую глубину, спасут, защитят, устроив для подземных хищников настоящие стены…

– Ты от своего не отступишься? – спросила она. Ему голос ее показался странным, но смолчал, а она, не дождавшись ответа, повторила: – Не отступишь, не свернешь, не откажешься…

Он буркнул:

– Только сейчас поняла?

– Убей колдуна, – проговорила она тем же странным голосом, – но… не уничтожай воду!

Он в удивлении оглянулся.

– Почему?

– Тебя проклянут все!

Он наморщил нос.

– Ты это уже говорила. Это ты так обо мне заботишься?.. Или об этих «всех»?

Она крикнула разозленно:

– Да на что ты мне сдался! Но ты отнимаешь у людей надежду, неужели не понял? Жизнь тяжела… а у кого не тяжела, то сера и беспросветна.

Ее конь мчится рядом, Олег покосился на нее с удивлением. Хорошенькая куколка, потому, когда раскрывает хорошенький ротик, ожидаешь услышать сладкое пение или сладкое щебетание, но когда слова идут резкие и вроде бы с каким-то непонятным смыслом, то смотришь больше с удивлением, как на говорящую козу, чем вслушиваешься в звуки.

– Ты права, – сказал он, – мечтает. Ну и что?

– У тебя есть хоть капля жалости к людям?

Он буркнул:

– Чаще детей порют заботливые родители, чем те, которым на них наплевать.

– Но это взрослые люди!

– Взрослые тоже… должны.

– Что?

Он подумал и ответил веско:

– Все. До конца жизни. Без отдыха!

Она сжала повод в кулачках, но промолчала. Когда пошел сосновый лес, Олег забеспокоился, поторопил коня, что и так шел крупной рысью. Барвинок сжалась в комок, у сосен корни расположены очень близко к поверхности, и потому ветер часто валит даже гигантские деревья, тогда выворотни образуют целые стены из корней…

Но за соснами снова пошел дубравник, у нее отлегло от сердца. Чтобы добраться до сосен, надо сперва преодолеть стену из толстых корней дуба, что уходят чуть ли не до середины земли в поисках подземных вод и потому так часто выводят наружу роднички.

Высоко над лесом прокатился гром, дождь посыпался яркий и блестящий, будто с неба падает жемчуг, а солнце просвечивает все капли насквозь. Они не успели промокнуть, как жаркое солнце все высушило, только воздух долго оставался горячим и влажным, как в бане.

По дороге попалось громадное черное зеркало лесного озера, что решило превратиться в болотце и уже с берегов начало затягиваться ряской и тиной.

Наконец деревья расступились, кони с удовольствием выметнулись на простор заросшей пожухлой травой степи. Узкая извилистая дорога, что опасливо обходит лес, где могут быть звери и разбойники, выпрямилась и пошла красиво и уверенно. На горизонте проступили синие вершины гор, настолько призрачные, что кажутся тающими облачками.

Она догнала волхва и пустила коня рядом.

– Магия, – заговорила она настойчиво, – это дар… это счастье!.. Нельзя отказываться от счастья.

– Это проклятие, а не дар, – возразил он. – Если бы уничтожал только слабых и дураков, кто бы спорил? Но и сильные… увы, удержаться не могут.

– Может быть, – предположила она, – недостаточно сильные?

Он покачал головой.

– Нет, сильные тоже… не совсем сильные. Потому магия должна быть уничтожена. Вообще. Вся. Чтобы не было соблазна. Все только трудом! И тогда дураки, что трудиться не любят, останутся на дне. У подножья великой горы.