Истребивший магию - Никитин Юрий Александрович

Волхв крикнул из-под крылатого монстра:

– Тихо-тихо, Ушастик!..

Змей перевел на него горящий взгляд и снова опустил голову. Барвинок потрясенно сообразила, что всего лишь обнюхивает волхва. Из пасти выметнулся длинный змеиный язык, моментально скользнул по лицу ее странного спутника и втянулся обратно. Олег наконец выбрался из-под крылатого чудища, охнул, схватившись за поясницу.

– Зверюка…

Змей виновато опустил голову и помахал длинным хвостом, сбивая камни. Барвинок слышала, как покатились по склону, собирая внизу лавину. В глазах исполинской рептилии светились любовь и обожание. Олег потрепал по огромной, как скала, голове.

– Ладно-ладно, я здесь…

Барвинок пропищала, шумно дрожа за большим камнем:

– Ты с ума сошел?

Олег подумал, ответил замедленно:

– Ну, если брать философскую категорию…

Она вскричала:

– Это же дракон!..

– Дракон, – согласился он. – Правда, хорошенький? Посмотри, какие лапы!.. А пузо… И чешуйки блестят, как маленькие солнышки. Чудо ты мое глазастенькое…

Дракон подставлял ему голову, Олег трепал по ней ласково, хотя, на ее взгляд, если бы даже дубиной колотил по такой башке, тот вряд ли заметил бы. Барвинок содрогалась, наблюдая со страхом, как чудовище сопит и умильно закрывает глазки, а Олег гладит так рассеянно, что то и дело попадает пальцами в зубастую пасть.

– Выходи, – сказал он буднично, – я вас познакомлю.

– Да? – прокричала она язвительно. – А он уже пообедал?

– Посмотри на его пузо, – предложил он. – Видишь, сытый…

Она начала медленно приподниматься, не спуская взгляда с чудовища.

– Ну смотри, если он меня съест, я тебе этого не прощу…

– Он пообедавший, – заверил Олег, подумал и добавил с сомнением: – Правда, от десерта ему отказаться трудно…

Она застыла, страшась теперь и вернуться. Дракон поднял голову и уставился на нее в упор. В немигающих глазах начало разгораться пламя.

– Ну вот, – сказала она с отчаянием. – Ну вот…

– Да, – сказал он, – отказаться трудно, но придется. Не бойся, я его воспитывал так, чтобы он жрал все, кроме людей.

– Какой заботливый, – сказала она, – не думала, что о людях так печешься.

Он удивился:

– При чем тут люди? Я о нем беспокоюсь. Пока будет жрать лесную дичь, а изредка корову какую утянет, да и то если та отобьется от стада и забредет в его владения, никто не будет беспокоиться. Живет себе дракон и живет!.. А вот если начнет пожирать людей, тогда либо сами соберутся большими толпами, либо попросят короля прислать войска…

Двигаясь тихонько-тихонько, она подошла к ним, стараясь держать Олега между собой и драконом, осторожно присела на камень. Дракон ревниво посмотрел на нее и предостерегающе показал длинные зубы. Она поняла намек и отсела от волхва, пусть остается в полном распоряжении этой страшной рептилии.

– Ты мое солнышко, – приговаривал Олег, лицо стало умильным, он чесал чудовище и чуть ли не сюсюкал, – ты мое самое замечательное… Ты просто чудо…

Дракон довольно хрюкал, как огромная свинья, чем-то похожий на самого волхва, Барвинок после долгой паузы наконец осмелилась прошептать:

– Но призвать такого Змея… Это великое колдовство! Даже чародейство! Ты сам – маг, а магов преследуешь…

Он поморщился, сказал лениво, ей даже послышалось плохо скрываемое презрение:

– Ну вот, сразу волшебство… А если подумать?

Дракон нехотя повернул голову и посмотрел на нее, как человек на жабу.

– А что думать? – сказала она робко, но не уступая. – Видно же, что волшебство!

Он уже не морщился, а вообще кривил рожу, а на нее смотрел с брезгливой жалостью, как на вытащенного из воды почти утопшего котенка.

– А что у человека в хозяйстве, – поинтересовался он, – приручены коровы, козы, кони, собаки?

– Так то собаки! – возразила она. – Собака сама приручается!

– Ну да, – саркастически возразил он. – Знала бы, как это сама… Даже не насмешила бы. Да и с конями, ага. Вообще одно зверье приручается легко, другое трудно, а третье – никак… Но дело не в этом…

– А в чем?

Он подумал, продолжая скрести дракона за ухом, тот закрыл глаза и расслабился так, что вывалил язык.

– В надобности, – сказал он наконец тяжеловесно. – Коровы молоко дают каждый день, а потом и… того, их на мясо. С конями то же самое. Хоть молока дают мало, зато на них ездят, возят и пашут. Собаки и дом стерегут, и на охоте… А что Змей? Если бы молоко давал, как корова, приручили бы давно. Или пахать на нем можно бы… А то в сказках всю землю вспахали, а на самом деле… Дом стеречь? Так собака с этим делом хорошо справляется, а жрет меньше. Скажи, конуру для такого Змея какую надо? Больше получится, чем дом у самого хозяина…

Она молчала, подавленная его безукоризненными рассуждениями, но от этого раздражалась еще больше, потому что логика – это мужское, а женщине достаточно всплакнуть, чтобы дважды два стало пять, а если пореветь, то будет равняться хоть вот тому булыжнику.

– А как ты приручил? – буркнула она.

– Нашел яйцо, – объяснил он довольно, – из него вылупилась симпатичная такая жабка. Росла, росла, всюду за мной бегала…

– А что народ?

– Какой народ? Я тогда в пустыне жил. Истину искал.

Она спросила ядовито:

– И чем кормил?

Он вздохнул.

– Сперва медом и акридами, как и сам, потом… из-за него и пришлось покинуть благостный мир раздумий и вернуться к мирской суете.

Она робко покосилась на дракона, раньше мирскую суету понимала как-то иначе, но уж ладно, ему виднее, что для него мелочная суета. Страшно только подумать, что уже не считает суетой.

Дракон положил голову на камни и наблюдал за ними сонными глазами, а волхв поднялся и деловито выкладывал ремни из мешка, скреплял, наконец сказал довольно:

– В самый раз…

Она спросила опасливо:

– Сбруя на эту ящерицу?

Он удивился:

– Зачем ей сбруя?

– А кому?

– Тебе, понятно, – объяснил он добрым голосом, – чтоб не сдуло ветром. И чтоб сама не соскочила.

– Я что, дура, соскакивать? Но ты меня на эту ящерицу с крыльями не затащишь!

– Затащу, – пообещал он.

Сильный встречный ветер ревет и свирепо дует в лицо, но волхв заботливо накрыл ее шкурой, и Барвинок теперь робко выглядывала в щелочку, как мышка из норки.

Дракон летит ровно и мощно, его даже не качает, как плот на волнах, слишком велик и широк, если провести взглядом от кончика правого крыла до кончика левого. Справа и слева небесная голубизна, а вниз она страшилась посмотреть, она даже с деревенского забора всякий раз падала, когда смотрела вниз, а тут и ремни не удержат, если увидит внизу землю с овчинку…