Маг в законе. Том 2 - Олди Генри Лайон

– Ну что бы я без тебя делал, дорогая Эльза?! – судя по тону, князь явно улыбался, хотя его лица мне по-прежнему не было видно.

Расторопный урядник мгновенно наполнил рюмки чем-то рубиново-красным – вином или ягодной настойкой:

– Дозвольте здравицу, ваша бдительность?

Джандиери благосклонно кивнул, садясь обратно в кресло: дескать, даю княжеское позволение.

– Счастья в вашу хату полные закрома! нехай Господь благословит сей дом! Не гневайтесь, ежли шо не так – мы люди простые…

– Ах, я без ума от простых людей!.. я просто без ума!..

Но я уже не слушала Княгиню. Я смотрела туда, за ограду, где собралось слишком много простых людей.

"Без ума!.. – эхом отдавалось у меня в голове, суля страшное. – Без!.. ума!.."

– Ведьма! Ведьма! В очи плюет! зло в сердце носит! Ведьма! – народ расступился, и мне хорошо видно, как юрод-Прокопий катается с криком по земле, задирая к небу толстые, голые, чудовищно грязные ноги, а люди пятятся от него в суеверном страхе.

– Хто – ведьма? Барыня, шо ль?!

– Ты в своем ли уме, Прокопий?!

– Да он отродясь в своем не был! не бачишь, чи шо?

– Гы!

– А мы шо тут робымо? Стоим, як дурни, та зыркаем?

Смех – плохой, дерганый, на грани истерики.

– Ты глянь! нет, ты поглянь! – хмельное дудлят!

– Так ото ж! Уважают…

– Ой, людоньки! ой, приворожили епутатов! очи им отводят та горелкой заливают!

– Хто б мне залил… я б тому в ножки!..

– Они тебе зальют – в пекле очухаешься!

– Не, ну погляньте! Шоб сам пан князь, и отак, разом…

– Та злякався^[37] вин! Плыв, плыв, а на берегу всрався!

– Ото ж! Гроши сует, чарку подносит! – нам, черному люду!

– Знать, боится! Знать, есть, чего!

– Шо маги, шо паны – одна кодла!

– Подпалить – и весь сказ!

– То иди, пали! Огоньку дать? Чи сам всрався?

– Хто, я? Да я тебе…

– Ты не мне, ты им!..

– Та шо ж вы за чубы! заждить, пока выборные вернутся!

– Ой, Прокопий… Шо з им?!

Юродивый внезапно прекратил кататься по земле и вопить. Теперь он, скорчившись в пыли и обхватив голову руками, плакал навзрыд. Мало-помалу стихали крики, и мрачная, зловещая тишина воцарялась над толпой – чтобы в этой тишине еще отчетливей раздавались рыдания блаженного Прокопия.

А еще стал слышен под окном успокаивающий голос отца Георгия:

– …как смиренный служитель Господа нашего, также облеченный властью епархиального обер-старца, призванного следить за законностью приговоров по делам о применении "эфирных воздействий". Напомню, что его светлость – полковник Е. И. В. особого облавного корпуса жандармов. Вы совершенно правильно сделали, что пришли сюда!

– Да-да, их отрешенность говорит дело. Явитесь завтра в город, скажем… к девяти утра. Я объясню, куда. Напишете заявление, с вас снимут свидетельские показания, – и делу будет дан официальный ход. Если действительно имело место эфирное, то есть магическое, воздействие – виновные будут наказаны по всей строгости закона, можете не сомневаться.

– Та это… ваша мосць!.. нас-то, кривлянчан, за шо в город? Не видали мы ни арапа. Это все цвиркунцы, да голова ихний – они нехай и малюют все те бумаги. А мы шо? Наша хата с краю…

– Разумеется, показания будут сниматься только с очевидцев.

– Ото верно, ясный пан! спасибочки! а то шо ж мы?..

Перспектива являться в жандармское управление, давать там показания и подписывать всякие бумаги «епутатов» отнюдь не прельщала. И если кривлянчане от этого смутного дела отбоярились на вполне понятных основаниях, чем и были весьма довольны, то Остап Тарасыч клял себя за то, что ввязался в эту историю.

У меня сложилось впечатление, что он не падает в ножки князю и не молит о снисхождении лишь из боязни наказания за что-то большее, чем просто мужичий бунт.

– Ваша мосць! Народишко-то, не про нас будь! угомонить бы надо. Мы хоть люди малые, да с понятием, а с тех дурней всякое станется… – шинкарь, как обычно, держал нос по ветру.

– Это мы мигом! запросто! – радостно ухмыльнулся урядник, с некоторым трудом выбираясь из-за стола. Хлопнул напоследок недопитую кем-то чарку, вытер рот. – Батюшка, не погнушайтесь, выйдите со мной к обчеству!..

Отец Георгий согласно кивнул и двинулся следом за лихим урядником.

– Цыть, обчество! – заорал урядник. Толпа, и без того примолкшая, заглохла окончательно. Лишь чирикнула в кроне какая-то глупая пичуга, да безнадежно плескались, затихая, рыдания юродивого.