На полпути к себе - Иванова Вероника Евгеньевна

– В этом виноват он сам, верно?

– Вынужден согласиться… Итак, Вы удостоверились в моей невиновности?

– Вполне.

– И… Ваши дальнейшие действия?

– Пока что я приказал стрелкам ослабить тетиву, – без тени улыбки сообщил герцог. – Это Вас устраивает?

Усмехаюсь. Как всё просто… и как привычно. Люблю таких людей – рациональных и предсказуемых.

– На какое-то время… Вы подозревали меня? Почему?

– Вы поразительно вовремя оказались в том самом месте, где на меня напали разбойники. Вы вызвали Кьеза на дуэль…

– О, тут вынужден протестовать: Кьез вызвал меня. Я, знаете ли, не люблю зря проливать кровь.

– Это я видел, – подтверждающе кивнул дядюшка Хак.

– А насчёт разбойников… Я очень часто оказываюсь в нужное время в нужном месте. Врождённое умение. Хотя лично я полагаю это проклятием.

Несколько вдохов герцог внимательно смотрел на меня. Прямо в глаза. Потом довольно сощурился:

– Я Вам верю, лэрр. Собственно, я верил Вам и раньше… Всё-таки, Вы спасли и мою жизнь, и жизнь моего младшего сына, только он не воспользовался Вашим Даром.

– Почему он задумал убийство?

– Он хотел выйти из тени на свет, забыв о том, что солнечные лучи могут и обжечь, – сухо ответил дядюшка Хак, и я в первый раз заметил, насколько глубоко его ранило предательство сына.

– Он действовал не в одиночку. У Вас есть какие-нибудь предположения?

– Пока нет… Но обязательно будут. Я не отставлю смерть Кьеза не отомщённой! – на мгновение усталые глаза полыхнули огнём.

– Если в моих силах чем-то помочь…

– Не смею просить о большем, лэрр – наша семья и так в неоплатном долгу перед Вами… Если не сочтёте моё предложение непристойным… Я хотел бы пригласить Вас помянуть моего сына. Вместе с нами.

– Не откажусь. Он достоин поминовения…

Да, достоин. Вы считаете иначе? Ваше право. Спорить не буду. Не место и не время. Кьез уйдёт за Порог не один – ему составит компанию моя тоска. Проводит до места и махнёт рукой на прощание…

Думаете, тяжело хоронить только друзей? Нет. Гораздо труднее расставаться навеки с теми, кто мог бы стать вашим другом. Мог бы, но не стал… Почему-то всегда больнее провожать в последний путь несбывшиеся надежды. Больнее, чем умирать самому.

Я почти раздавлен грузом забот, который, что характерно, взвалил на себя сам. По собственной воле. И вовсе не потому, что не умею отказывать. Хотя… Наверное, не умею. Или, точнее, умею, но не хочу в этом признаваться, в первую очередь, самому себе.

Ну почему не оставить всё, как есть? Кто мешает? Кто цепляется кривыми коготками за полы плаща и противным голоском нудит откуда-то снизу: «Не отворачивайся от меня… Не забывай… Не ускоряй шаг – я бегу уже из последних сил…». Я знаю, кто. Многократно проклятая всеми и вся совесть. Именно она в самый неподходящий момент разворачивает перед усталыми глазами свитки с изображениями тех, кто пока ещё идёт параллельно моему Пути, а не остался на обочине…

Дэриен. Шэрол. Мэвин. Мэй. В таком порядке или в ином? Какая разница?! Я изучил их лица до самой мельчайшей из черт. Но лицо – это даже не зеркало, это всего лишь занавеска, которую ветер жизни иногда приподнимает, помогая увидеть, что скрывается в сумерках комнаты, которую лично я называю душой. Ветер… Где бы его взять, когда вокруг – полный штиль? Опять тратить собственное дыхание? Так недолго и растаять вместе с очередным сквозняком. Растаять в чужих сердцах…

А может быть, так и следует поступить? Или…

В какую сторону текут мои мысли? Что за бред?!

Всё, хватит! Мне нужна передышка! Я устал. И буду отдыхать. Кто бы что по этому поводу ни думал. Запрусь на все праздники в доме графинь… Ещё лучше – в доме у Ксаррона. Буду бить посуду, донимать глупыми приказами Киана, и уничтожать запасы вина моего гостеприимного кузена… Решено!

Я кивнул самому себе.

Жизнь – это бой. Без надежд и без правил.

Счастье – обман. Беззастенчиво глупый.

Вестник богов снова крылья расправил:

Рок наготове. А ты? Точишь зубы?

Приходится начинать. Я буду готов. Какой бы узор на Гобелене не выткала Слепая Пряха… Буду.

Но сегодня…

Сегодня власть надо мной будет принадлежать иной госпоже.

И я потянулся за бокалом, из которого мне кареглазо подмигнуло забвение…