Вавилонский голландец - Фрай Макс

– Я? Учусь у старого Герца. Помнишь, он сказал, что у нас разные дороги с тобой? А ты кто?

– Я? На самом деле пока просто веревка на корабле. Иногда мной связывают книги. Иногда меня протягивают тем, кто не знает, куда и как идти. Держась за меня, можно подняться на борт. Иногда меня можно просто покрутить и попрыгать. А могу быть человеком. Если это кому-нибудь нужно. Тебе, например, или Катерине… Если буду умницей, стану настоящей помощницей Маргариты, так она говорит. Пойдем или еще посидим?

– У меня с деньгами не очень, – смущенно признался Петер.

– Ой, а мне платят, представляешь? За каждого платят! Так что деньги есть, не беспокойся.

– Тогда посидим, – решил Петер. – Но как сдал этот чудак, Александер! Помнишь, какой он летом был? Сытый, лощеный.

– А ты не понял? Он же теперь неприкаянный мертвец. Из тихих.

– Из тихих? А шумные какие?

– Я теперь все про них знаю. Специально узнавала, – с гордостью доложила Анна. – Когда кто-нибудь очень боится, он застревает в переходе. Ни туда и ни сюда, понимаешь? И жизнь не живет и в смерть не умирает. И сны им нормальные не снятся, и ничего с ними не происходит, ни плохого, ни хорошего, так – рябь какая-то на воде. А настоящего – ничего не происходит. Те, которые все-таки к жизни тяготеют, так они у живых кровь пьют, душу высасывают. Надеются, что это им самим жизнь вернет. Но не возвращает, конечно. А те, которым к смерти хочется, – они к мертвым тянутся, по музеям ходят, книги старинные читают – ищут истину, как они говорят. Только и от этого никакого толку. Книжки для другого надо читать.

– А что им нужно? Хотя да, понятно – иди на любой свет. Хочешь мороженого?

– Это в такую-то погоду? С ума сошел! Может, пойдем погуляем?

– А ты хочешь еще куда-нибудь сходить? Навестить кого-то?

– Кого? У меня теперь мало друзей на берегу. Меня теперь почему-то боятся.

– Вот дураки. А к деду тоже не пойдешь?

– Пойду. Я в обед к нему зайду, угощу супом. Жалко его, зачем ему одному оставаться. Ребекка плохо заботится о нем. А я знаю одного прелестного чудака в Старом Крыму. К нему-то я деда и отвезу.

Позже ночью, на пирсе, Анна и Петер подпрыгивали от холода, хлопали ладонями, толкались, смеялись, но все время посматривали в ту сторону, откуда мог подъехать автомобиль. Анна всегда была нетерпелива и сейчас тоже беспокоилась. Петер, как и прежде, уверял ее, что все произойдет правильно, в нужное время и в нужном месте.

Наконец подъехало такси. Из него вышел господин Александер. Он выглядел менее изможденным, как будто происходящее прибавило ему сил. Он сам вытащил портплед. Еще один чемодан достал шофер.

– Приехал, приехал, – радостно закричала Анна.

Петер тоже выкрикнул какое-то приветствие. На трапе появился угрюмого вида молодой человек, и еще несколько голов появилось наверху.

Анна суетилась около Александера, улыбалась во весь рот:

– Идемте же, идемте. Слишком много багажа, вам столько не нужно. Но если так хочется, берите. Потом сами выкинете лишнее. Йозеф вам поможет. Ну, идемте скорее, – и Анна за руку потащила Александера на трап.

Тот обернулся:

– Петер, а ты не поднимешься с нами?

– Ему нельзя, – нетерпеливо сказала Анна.

Петер молча улыбнулся и покачал головой.

– Почему?

– Он не читает книг, – сказала девочка. – Но, возможно, он станет хорошим переплетчиком. Подожди меня, Петер.

Она поднялась с пожилым господином на борт и вскоре вернулась.

Они тихо встали рядом.

– Я буду тебя навещать, – сказала Анна. – При всякой возможности.

– Я буду ждать. Ведь мы же настоящие друзья. Нам нельзя друг без друга. Ты забрала свою лодку?

– Конечно.

– Может, от нее будет какая-нибудь польза, а не только удовольствие.

– Посмотрим. Должна быть.

– У деда была?

– Да. Все в порядке. Ты мне пиши. И отправляй бутылочной почтой.

– Ты тоже.

– Все, мне пора. Не грусти.

– Вот еще. Теперь-то я знаю – мы вместе.

Анна улыбнулась заговорщицкой улыбкой и убежала.

Петер, ничего не дожидаясь, пошел прочь. Ему очень хотелось посмотреть, смотрит ли ему вслед подружка, но гордость не позволила.

У поворота на площадь, под фонарем, сидела Катерина. По ночам она, страдая бессонницей, шла продавать глинтвейн, чай и кофе. Три укутанных бидона стояли возле нее на ящике. С другой стороны ящика примостился старый Герц.

Петер подошел к ним.

– Что ты загрустил, мальчик? – спросил старик. – Раны ноют к непогоде?