Истребивший магию - Никитин Юрий Александрович

Она помолчала, потом сказала с прежним убеждением:

– Подали бы! Угостили бы!

– Тоже надеюсь, – пробормотал он, но в глаза ей не смотрел. – Хорошие люди всегда поделятся и последним. Но сейчас им придется затянуть пояса и… работать. Но станут ли? После такой жизни самим добывать хлеб покажется занятием трудным, унылым и тягостным… А значит, скорее всего, пополнят армию тех, кто ворует или грабит…

– Ну да, – возразила она, – обязательно ворует! Как же. Скорее всего, отправятся на поиски другой скатерти-самобранки. А заодно и других вещей…

Он посмотрел на нее искоса, во взгляде было недоверие.

– Считаешь, это хорошо?

За длиннющий летний день солнце распухло от усталости, но упорно держится за твердь небосвода и сползает по нему к краю земли очень неохотно. Барвинок опьянела от блеска, зноя и яркого багрянца, бьющего прямо в глаза, волхв же как будто ничего не чувствует, даже не обращает внимания на огромных бабочек, гигантских стрекоз, дивные цветы, красочные озера, окаймленные высоким камышом.

– Я их спас, – сказал он так, словно продолжал разговор, – я спас этих наивных дураков!

Она вздрогнула.

– Кого?.. Ах да… От кого?

– От сильных, – сказал он. – Они думают, их спасение в том, что скатерть слушается только их! Наивные… А если их связать, привезти во дворец короля и заставить заказывать только то, что велит властелин?.. Вот и будут всю жизнь… королевскими поварами в лучшем случае. Король будет пировать, а они питаться объедками.

Она не успела ответить, он соскочил с коня и припал ухом к земле. Барвинок насторожилась, но везде тихо и пустынно, только кузнечики в траве да длинная полоса кустарника далеко впереди.

– Что-то чуешь? – спросила она после долгой паузы.

Олег поднялся, отряхнул ухо, лицо задумчивое, покачал головой. Глаза грозно заблистали.

– Лучше бы не чуял.

Она пугливо огляделась.

– Где-то враги?

– Где-то, – согласился он.

Она ждала, что вспрыгнет на коня…

…однако волхв сказал что-то коню на его языке, тот мотнул головой, то ли соглашаясь, то ли высказывая неодобрение, но двинулся следом, когда его хозяин пошел в сторону длинной полосы кустарника. Барвинок сердито пустила свою лошадку следом, здесь их правила, надо подлаживаться, чтобы не оставили в ближайшем селе, вот уж вечная женская доля, приходится заботиться и о таких пустяках, как мужское отношение…

Оказалось, полоса кустарника окаймляет берег реки, неширокой и настолько медленной, что вот-вот превратится в болото.

Олег остановился, ноздри расширились, как у хищного зверя.

– Что? – спросила она нетерпеливо. Оглянулась на коня, тот покорно идет следом, хотя волхв не тянет за повод. – Не знаешь, как перебраться? Да здесь по колено!.. Только тина противная… И лягушки с пиявками…

– Переправляться не будем, – решил Олег после долгого и странного раздумья. – Пойдем.

Он повернулся и двинулся вдоль берега вниз по течению. Она пожала плечами, иногда мужчины полагают, что их должны понимать вообще без слов, а этот хоть что-то вымямлил, спасибо!

Берег реки густо зарос камышом. Взлетела потревоженная утка, давая ложный след, а тем временем утята затаились, дожидаясь, пока мама сделает круг и вернется. Олег шагал широко, ей приходилось почти бежать, она видела, что он при всей внешней невозмутимости все замечает, уже знала, почему у людей бывает вот такое лицо, вроде бы отстраненное, но это лишь потому, что стараются видеть и схватывать взглядом сразу все.

Олег в самом деле видел и шныряющих в небе коршунов, и деловитых муравьев, и затаившихся богомолов, и даже усердных тлей. Что-то во всем этом многообразии не так, он чувствовал тревогу, но еще не понял, откуда несет угрозой. И хотя явной вроде бы нет, но хочется перестраховаться, за что бывалые охотники в родной деревне считали трусом.

По широкому стеблю, прорвав водяную пленку, выполз толстый и неуклюжий червяк. Медленно взбираясь, он добрался до самого верха. Олег замедлил шаг. Барвинок заворчала, но он, не обращая внимания на женские капризы, остановился. Червяк подполз к сидящей на вершине стебля красивой мухе с радужными крылышками, она деловито умывается, червяк раскрыл рот, моментально схватил. Муха отчаянно забилась, но, когда половина туловища уже в пасти хищника, не помогут и крылья: червяк плотно вцепился всеми десятью коротенькими лапками в стебель, а муха билась все слабее и слабее.

Барвинок тоже остановилась, ее взгляд в недоумении скользнул по поверхности реки, остановился на сосредоточенном лице Олега, а уже потом с трудом отыскала то, что он рассматривает с таким напряженным вниманием.

– И что?

– А вот смотри…

Он дождался, когда муха полностью исчезла в пасти хищника, вдохнул и пошел снова так же размашисто-неторопливо. Конь послушно шел за ним, как утенок за мамой.

Она поторопилась его обогнать, чтобы идти рядом с волхвом, а не с его конем. Волхв прокладывал путь через камыши, как большой крупный кабан, весь в себе, Барвинок так и не дождалась ответа, решила, что ее вопрос слишком сложен для прямолинейных мужчин, спросила то, что проще:

– Мы не заблудились?

– Нет, – ответил он коротко.

– Но вроде бы ты взял резко влево!

– Так надо, – ответил он коротко.

Она некоторое время шла молча, но любопытство сверлило дыру в желудке, наконец возмутилась:

– А чего вдруг? Что-то увидел?

– Да.

– Что особенного?

Он буркнул, не оборачиваясь:

– Ничего особенного не заметила?

– Нет, конечно!

Он фыркнул, как большой боевой конь:

– Еще бы.

– Почему с таким сарказмом?

– Вот если бы там были разложены сережки, кольца, брошки – ты бы запомнила их хоть тысячу, верно?

Она бросила в спину:

– А ты хочешь сказать, что на противных мокрых червяков смотреть интереснее?

Камыши остались сзади, дальше берег ровный, даже кусты исчезли, только низкорослая трава до самой воды. Волхв шагает широко, но Барвинок всякий раз отставала, хоть и верхом, но спохватывалась и пускала коня рысью.

Он всматривался в берег, взгляд его то и дело скользил по воде, но вдруг волхв повернулся к маленькой рассерженной женщине и посмотрел на нее с веселой насмешкой.

– А ты не догадываешься, – спросил он с непонятной интонацией, – что тот червяк не должен хватать мух?

Она удивилась:

– Почему? Кто ему запрещает?

– Не знаю, – ответил он загадочно, – кто запрещает, но у этого червяка вообще не должно быть рта.

Она изумилась всерьез:

– А как же он ест?

– Никак, – ответил он хладнокровно и, не дожидаясь ее очередного вопроса, понятно какого, объяснил занудно: – Он вообще не ест. Выползает из воды, обсыхает на солнышке. Потом высохшая шкура лопается, из нее выползает стрекоза. Да-да, все эти стрекозы раньше были этими червяками. Вот стрекоза уже и жрет этих мух! Да так жрет, что непонятно, как столько в нее влезает…