Механический принц - Клэр Кассандра

— Это уже черный день, Генри, дорогой, — ответила Шарлотта, не глядя на него.

— Тогда ты мне не поможешь, — ровным голосом сказал Уилл. Используя магию, Магнус развел огонь за решеткой.

В свете огней колдун мог более детально рассмотреть Уилла — темные волосы завивались около шеи, изящные скулы и сильный подбородок, тень от ресниц. Он напомнил Магнусу кого-то знакомого; воспоминания чуть затронули его, но так и не стали более ясными. После стольких лет было иногда тяжело извлекать отдельные воспоминания, даже о тех, кого он когда-то любил. Он плохо помнил лицо матери, знал только, что она была похожа на него — смесь датских черт его дедушки и индонезийских черт бабушки.

— Если твое требование о «помощи» включает бросить тебя в демонические измерения, как крысу в полную нору терьеров, тогда нет, я не буду помогать тебе, — сказал Магнус. — Ты же знаешь, это сумасшествие. Иди домой. Выспись.

— Я не пьян.

— С таким успехом, мог бы быть. — Магнус провел обеими руками по густым волосам и подумал, внезапно и необъяснимо, о Камилле. И был доволен. Здесь в комнате с Уиллом, он провел почти два часа не думая о ней совсем. Прогресс. — Думаешь, ты единственный, кто кого-то теряет?

Лицо Уилла исказилось.

— Не говори об этом так. Как об обычном горе. Это не так. Они говорят, время лечит все раны, но это предполагает, что источник горя имеет свой конец. Заканчивается. Это — свежая рана каждый день.

— Да, — сказал Магнус, улегшись на подушки. — В этом гениальность проклятья, не так ли?

— Это было бы одно, если бы я был проклят так, что все, кого я любил, умирали, — сказал Уилл. — Я бы смог оградить себя от любви. А удерживание других от заботы обо мне — это странная изматывающая процедура. — Его голос звучал измотано, подумал Магнус, и так драматично, как только может звучать голос семнадцатилетнего. Он все же сомневался, что Уилл смог бы оградить себя от любви, но понимал, почему мальчик верит в эту историю. — Я вынужден играть другого человека весь день, каждый день — горького, порочного и жестокого…

— Мне ты скорее нравился таким. И не говори мне, что ты совсем не наслаждаешься, хотя бы чуть-чуть, играя дьявола, Уилл Герондейл.

— Они говорят, это у нас в крови, что-то вроде горького юмора, — ответил Уилл, глядя на языки пламени. — У Эллы он был. И у Сесилии. Я никогда не задумывался о том, что он у меня есть, пока не обнаружил, как я в нем нуждаюсь. Я выучил хороший урок — как быть ненавистным для окружающих все эти годы. Но я чувствую, что теряю себя… — он подбирал слова. — Я чувствую, как слабею, как часть меня погружается во тьму, та, что добра, честна и истинна… Если ты держишь ее как можно дальше от себя, то потеряешь ли ты ее полностью? Если никто не беспокоится о тебе, действительно ли ты существуешь? — он сказал последние слова столь тихо, что Магнусу пришлось напрячь слух, чтобы услышать.

— Что это было?

— Ничего. Кое-что, что я однажды где-то прочитал. — Уилл повернулся к нему. — Ты бы сделал мне одолжение, послав в демонический мир. Я смог бы найти то, что ищу. Это мой единственный шанс… И без него моя жизнь для меня ничего не стоит в любом случае.

— Достаточно просто сказать это в семнадцать лет, — ответил Магнус не без холодности. — Ты влюблен и думаешь, что это все, что есть в этом мире. Но этот мир больше, чем ты, Уилл, и возможно, нуждается в тебе. Ты — Сумеречный Охотник. Ты служишь высшей цели. Твоя жизнь не принадлежит тебе, ты не можешь ее просто выбросить.

— Таким образом, мне ничего не принадлежит, — ответил Уилл и оттолкнулся от камина, как если бы он был немного пьян. — Если я даже не владею моей собственной жизнью…

— Разве кто-то когда-нибудь говорил, что мы должны быть счастливы? — мягко сказал Магнус и вспомнил дом, где он жил в детстве, и свою мать, отшатнувшуюся от него с испуганным взглядом, и ее горящего мужа, который не был его отцом. — А как на счет того, что мы обязаны другим?

— Я уже отдал им все, что имел, — сказал Уилл, схватив пальто со спинки стула. — Они уже достаточно получили, и если это то, что ты должен был мне сказать, то лишь потому, что ты маг.

Он бросил последнее слово, как ругательство. Сожалея о своей горячности, Магнус начал вставать, но Уилл проскочил мимо него к двери. Она стукнула позади него. Мгновение спустя Магнус увидел его проходящим мимо окна, закутавшись в пальто, его лицо наклонилось против ветра.

Тесса села перед трюмо, закутавшаяся в халат и катала пуговицу туда-сюда на ладони. Она попросила оставить ее одну, чтобы сделать то, о чем ее попросила Шарлотта. Это был не первый раз, когда она превращалась в другого человека; Темные Сестры заставляли ее делать это не раз, хотя это было специфичное чувство, оно не сопровождалось ее отвращением.

Она увидела темноту в глазах Старкуэзера, легкий отблеск безумия в его голосе, когда он говорил о полученных трофеях. Это были не те мысли, с которыми ей хотелось бы ознакомится. Она подумала, что не должна этого делать.

Она могла выйти из него и сказать остальным, что пыталась, но это не сработало. Но она понимала, что даже несмотря на промелькнувшую мысль, она не сможет так поступить. Так или иначе, она пришла к мыслям о лояльности к Институту. Они защитили ее, показали ей доброту, научили ее правде о том, кто она, к тому же у них была общая цель — найти Мортмейна и уничтожить его.

Она подумала о глазах Джема, наблюдающих за ней, постоянных серебристых и полных веры. Глубоко вздохнув, она обхватила пуговицу.

Пришла темнота и охватила ее, окунув в леденящую тишину. Слабый звук от огня в камине и ветра, бьющего по стеклу исчезли. Темнота и тишина. Она почувствовала, как изменилось ее тело: руки стали огромными и разбухшими, пронизанные болью от артрита. Ее спина болела, голова была тяжелой, ноги тряслись и болели, а во рту чувствовался горьковатый привкус. Гниющие зубы, подумала она почувствовала себя столь плохо, что пришлось заставить ее сознание вернутся к темноте, окружающей ее, в поисках связующего света.

Она нашла, но это был не такой свет, как всегда, он был устойчивый как маяк. Это было похоже на разрозненные фрагменты, как если бы она смотрелась в разбитое зеркало. Каждая часть отображала картинку, отражение ее, некоторые с ужасающей скоростью. Она увидела лошадь, становящуюся на дыбы, темный холм, покрытый снегом, черную базальтовую комнату Совета Конклава, треснувшее надгробие. Она старалась схватить и поймать единственное воспоминание.

Здесь было одно: Старкуэзер танцует на балу со смеющейся женщиной в приталенном бальном платье. Тесса откинула его, потянувшись к другому: это был маленький дом, расположенный в сумерках между холмами. Старкуэзер наблюдал из тени рощи деревьев, как открылась дверь, и из нее вышел мужчина. Даже в воспоминаниях Тесса ощутила, как сердце Старкуэзера забилось быстрее. Мужчина был высокого роста, широкоплечий и с зеленой кожей как у ящерицы. С черными волосами. Ребенок, которого он держал за руку, напротив, казался нормальным, как и все дети — маленький, с пухлыми ручками и розоватой кожей. Теса знала его имя, потому что его знал Старкуэзер.