Проклятье хаоса - Сальваторе Роберт

Кэддерли схватили за руку и сильно, но безуспешно дернули. С искаженным лицом он повернулся к Айвэну и Пайкелу.

– Заперто, – сказал он, и это было впервые на его памяти, когда двери Библиотеки Назиданий оказались закрытыми.

Грозный топор слетел с плеча Айвэна, Пайкел опустил свою дубинку, превратившуюся в его руках в таран, и заскреб землю ногой, как готовый к нападению бык.

Но оба неожиданно расслабились и выпрямились, увидев, что двери за спиной Кэддерли открылись.

– Ты уверен? – спросил Айвэн молодого жреца.

Кэддерли оглянулся и скептически осмотрел проем.

– Разбухло от жара, – решил он и, с не отстающими ни на шаг дворфами, вошел в Библиотеку.

Все безмолвные призывы, убеждающие его убираться отсюда, улетучились из головы Кэддерли в тот момент, когда он переступил порог. Он расценил это как добрый знак, подтверждение того, что он принял все слишком близко к сердцу, но на самом деле Кэддерли пересек границу владений Руфо, за которой Денир больше не мог предостеречь его.

Холл был не слишком поврежден, хотя запах гари едва не лишал сознания. Слева находилась небольшая молельня, очевидно больше всего пострадавшая от пожара. Тяжелая дверь была плотно закрыта, хотя друзья этого не видели – ее завешивал толстый гобелен.

Кэддерли долго разглядывал вышивку. Она изображала эльфов, темных эльфов. Кэддерли знал, сколь ценен этот гобелен, он относился к числу самых дорогих произведений искусства, хранящихся в Библиотеке, и принадлежал Пертилопе. Айвэн как-то воспользовался вытканной на нем картиной, чтобы сделать маленький ручной арбалет, прицепленный сейчас к поясу Кэддерли.

«Что же он делает здесь?» – удивился молодой жрец. Кто додумался использовать бесценный гобелен как заслонку от сажи?

– Похоже, пожар прекратился, – заметил Айвэн.

Конечно, прекратился, поняли и дворфы, и Кэддерли, секунду поразмыслив. В Библиотеке было больше камня, чем дерева, и огонь не мог найти себе много пищи.

Но что же тогда вызвало столь мощное пламя?

Айвэн метнулся направо, к кухне, Пайкел скачками понесся за ним, но Кэддерли поймал его за руку и развернул, а тот потащил за собой брата.

– Я хочу проверить главную молельню, – бесстрастно заявил юный жрец.

Айвэн и Пайкел переглянулись, потом перевели любопытные взгляды на Кэддерли, надолго застывшего с закрытыми глазами.

Он больше не слышит Песни Денира, осознал юноша. И больше не улавливает пения Чонтиклира, хотя жрец, несомненно, сейчас ближе, чем когда они были в горах. Как будто Денир покинул это место.

– О чем ты думаешь? – спросил, как обычно нетерпеливый, Айвэн.

Серые глаза Кэддерли открылись, и юноша взглянул на дворфа.

– Ну? – настаивал Айвэн. – О чем думаешь?

– Это место было осквернено, – ответил Кэддерли, и, лишь произнеся эти слова, он понял, что именно сказал.

– Было подожжено, – поправил Айвэн, глядя на гобелен и не понимая, о чем толкует Кэддерли.

– Осквернено! – пронзительно выкрикнул Кэддерли, и слово эхом отдалось от каменных стен и полетело вверх по лестнице.

Значение этого слова и сила, с которой Кэддерли прокричал его, погнали мурашки по спинам обоих братьев.

– О чем это ты? – тихо спросил Айвэн.

Кэддерли лишь решительно тряхнул головой и, развернувшись, со всех ног кинулся к главной молельне, святейшему месту в этом священном здании. Он ожидал, что найдет жрецов, братьев обоих орденов, там, молящихся своим богам, борющихся за возвращение Денира и Огма обратно в Библиотеку.

Молельня пустовала.

Толстый слой копоти покрывал замысловатую резьбу ближайших к дверям массивных арок-колонн, но в остальном почти все выглядело как обычно. Стоящий на дороге алтарь казался нетронутым, и все предметы на нем – колокольчики, одинокий потир и близнецы-скипетры – располагались в точности на своих местах.

Шаги отдавались глухим эхом, и трое вошедших, прижавшись потеснее друг к дружке, медленно продвигались вперед.

Айвэн первым увидел тело и резко остановился. Он вскинул сильную руку, поймал Кэддерли за пояс и вынудил его остановиться.

Пайкел не заметил и сделал еще шаг, прежде чем сообразил, что другие не следуют за ним. Их застывшие ошеломленные взгляды указали ему, куда смотреть.

– О-о-о, – пробормотал зеленобородый дворф.

– Баннер, – выдохнул Кэддерли, узнав обгоревший труп, хотя кожа и плоть его хлопьями отходили от костей, половина лица превратилась в обнажившийся череп, а другая – в обугленную коросту.