Золотой ключ. Том 1 - Эллиот Кейт

— Мердитто, — пробормотал наследник, с кривой улыбкой глядя, как герцог поднимается по ступенькам и исчезает в тени невысокого портала, — он почему-то недолюбливал Портайа Гранда и чаще пользовался боковым входом.

"Да. Главный вход он оставляет пракансийцам”.

Алехандро вздохнул. Итак, он теперь не у дел. Ему запрещено лезть в постель Гитанны и вникать в интриги двора. Не то чтобы он мечтал об интригах, хотя куда от них денешься, живя в Палассо Веррадо, — но нельзя же его отшвыривать пинком, как дворовую шавку. Все-таки в Тайра-Вирте он не последний человек.

Он подбоченился и попытался носком сапога выковырнуть из мостовой булыжник. Получилось. Пинок — и камень защелкал по своим соседям. Алехандро повернулся на каблуках и твердым шагом направился к воротам, вежливо отказавшись от услуг конюха, у которого всегда был в запасе свежий конь для наследника.

— Нет, граццо. Для моего вздорного характера лучшее лекарство — пешая прогулка.

И если отец походя отнимает у сына Гитанну и заодно благословляет его на поиски новой подружки, сыну ничего другого не остается, как искать себе новую подружку.

Алехандро улыбнулся — к нему вернулась уверенность в себе. Между прочим, сегодня Фуэга Весперра, и большинство горожанок — на улицах. Может быть, день окажется не таким уж пропащим.

* * *

Сааведра устремилась к выходу, Сарио шагнул вслед за ней, но тут на его локоть осторожно легла старческая рука.

— Не надо, пусть идет. Для нее моя истина слишком нова, слишком непривычна. Ей нужно время.

Сарио высвободил локоть — для этого не понадобилось усилий.

— Для меня это тоже слишком ново.

— Но ты гораздо любопытнее, чем она, верно? И у тебя есть внутреннее око. — Старик улыбнулся, всплеснув корявыми ладонями в необычном жесте, — было в нем что-то детское, невинное. — Разве любопытство — грех? Нет. Даже я не подозреваю твоих драгоценных Матерь с Сыном в неприятии любопытства… Иначе откуда бы взялось все, за что ты славишь Их Священные Имена: талант, мастерство, извечное стремление к совершенству да в придачу внутреннее око?

Сарио внимал ему не без тревоги. Сааведра ушла, исчезла в толпе, а старик говорил правду. Да, он любопытен.

— Ты не поклоняешься Матери с Сыном.

Это было обвинение. Вызов.

Старик спрятал кисти рук в рукава шафранового халата.

— Ты уверен?

Сарио долго вглядывался в безмятежное лицо.

— Да, — сказал он наконец, — ты — тза'аб до мозга костей.

— Да, я тза'аб… Могу ли я быть чем-то большим? Или чем-то меньшим? Или кем-нибудь другим?

"Слишком туманный ответ”, — подумал Сарио.

— Враг.

— Тебе я не враг.

— Почему? Я тайравиртец, к тому же Грихальва. Вот они, обе половины силы, что сокрушила Тза'аб Ри. — Сарио снисходительно улыбнулся. — Верро Грихальва — самое ненавистное имя для тза'абов.

— Половины одной из половин, — хладнокровно поправил старик. — Две другие половины целиком тза'абские и одухотворены тза'абским талантом.

Сарио почувствовал, как у него вспыхнули щеки.

— Это что, оскорбление?

— Оскорбление? Наполовину тза'аб — это оскорбление? — Показался и тут же исчез желтоватый блеск зубов. — Ай, нет! Если так рассуждать, то я оскорблен вдвое сильнее, чем ты.

Сарио недоуменно покачал головой.

— Но как ты узнал, что я наполовину тза'аб? Никто этого не знает. И не может узнать. Мы, Грихальва, столько раз женились на своих — от тза'абской крови осталась разве что капля.

— Погляди на меня, — сказал старик. — Ты пришел в мой шатер. Ты увидел мой шатер. Ты способен читать узоры. И ты понял, что они предназначены для тебя.

— Читать узоры?

— Я узнал тебя, едва ты остановился перед моим шатром. Как думаешь, почему я тебя узнал? Ты увидел мой шатер. А мое лицо — твое лицо.

Сарио ужаснулся.

— Твое лицо?? Но ведь оно старческое!

— Мое лицо древнее, — спокойно, без обиды согласился тза'аб. — Но кости под плотью не изменились. — Он постучал по носу согнутым пальцем. — Ну-ка, Дитя Златого Ветра, погляди еще раз. Глазами художника.

Сарио принял вызов. Задача оказалась легкой — времени отняла совсем немного, да и воображение почти не пришлось напрягать. Ничего удивительного, что старик его узнал даже в праздничной толпе. И обратился к нему, произнеся имя Верро Грихальвы — источника всех бед его рода.