У Великой реки. Поход - Круз Андрей

— Ты… ты чего делаешь, а?

— Выгружаю добычу, — строго заявил я, глядя ему в растерянные глаза. — Ты что думаешь, я эту вонючку буду в кузове хранить до завтра? Тут у вас полежит, вы налюбуетесь вволю, а с утреца я подойду. Во сколько, говоришь, голова на службе будет?

— Куда ты выгружаешь! — замахал руками Ванька, пытаясь встать на пути влекомого мной трупа чудовища. — Даже не думай.

Я как бы случайно выронил лапу монстра, которую удерживал в руках, и она упала Ваньке на голову. Тот взвизгнул неожиданно тонким голосом, отскочил назад, а я снова демонстративно взялся кантовать тяжёлую обмякшую тушу.

— Ваняша, я ведь знаю, что векселя у тебя в сейфе хранятся, головой уже подписанные, и ты знаешь, что работа сделана, — попутно сказал я Ваньке, который отряхивался непонятно от чего. — Так что решай: или эта гадина у вас лежит на крыльце до завтра, или ты выписываешь вексель сейчас. Третьего не дано.

Ванька посмотрел на меня с обидой, даже нижнюю губу выпятил, и сказал:

— Ладно. Потерпеть он до завтра не может. Выпишу я вексель. Пусть мне завтра голова башку открутит за нарушение финансовой дисциплины.

— Пусть, — легко согласился я. — Твоя башка, мне-то чего её жалеть? Над каждой башкой не наплачешься.

Ванька окончательно обиделся и ушёл в дом. Появился обратно он всего через пару минут, с тонкой картонной папочкой в руке, не говоря ни слова, протянул её мне, буркнув: «Именной, палец прижми». Я принял папку от него, развернул. Там лежала бледненькая голубовато-розовая бумага, на которой я в нужных графах прочитал «Волкову Александру» и «золотом сто пятьдесят руб.». То, что нужно. Затем я прижал большой палец к блестящему кружку в уголке векселя. Кружок слегка засветился и опять померк. Всё, теперь защита меня запомнила, и никто иной векселем воспользоваться не сможет. А мне достаточно ладонью провести над кружком, и он мигнёт в ответ.

— Видишь, Вань, как всё просто? — похлопал я его по плечу, присев на корточки в кузове. — А что с добычей делать будем? Сгружать или как?

Ванька явно озадачился. Над этой проблемой, судя по всему, у них ещё никто не задумался. Сказать, мол, сразу в печку вези — в крематорий в смысле, — получается, что вся идея доставки добычи в городскую управу псу под хвост. Выставлять на обозрение — так от вони загнёшься. Тем более что развёрнутая мёртвая тварь начинала вонять совершенно непереносимо, как будто перед нами на сорокаградусной жаре раскинулся хорошо выдержанный скотомогильник.

Я терпеливо ждал, глядя на Ванькино лицо, отображающее напряжённую работу мысли. Затем Ванька махнул рукой и сказал:

— Голове домой позвоню, спрошу.

— Спроси, голубь, спроси, — неожиданно влез в разговор молчавший доселе Сидор. — Он тя, голубя, наставит.

Ванька вновь исчез в здании управы, и вскоре со второго этажа донеслись приглушённые звуки телефонного разговора. Дозвонился, видать. Надеюсь, голова велит оставить тварь возле управы. И везти в крематорий неохота, и опять же охота дать понюхать добычу голове, который с утра на службу заявится. Пусть оценит лично мудрость своих распоряжений.

Ванька появился минут через пять с довольным выражением лица:

— Главный сказал — в крематорий везти, — объявил он.

— Не вопрос, — выразил я согласие. — Пиши распоряжение.

— Какое такое распоряжение? — вновь начал закипать помощник головы.

— Известно какое. На кремацию неизвестной мёртвой твари, доставленной в город по распоряжению управы. У меня без такой бумажки тварь всё равно не примут, — пожал я плечами.

Ванька вновь задумался. Как ни крути, но я был прав. Точнее, сжечь тварь могли и без распоряжения управы, но тогда мне пришлось бы платить за это своими кровными. Целый червонец. А мне своих пречистых на такое дело жалко, если откровенно. И Ванька знал, что платить я не стану.

— Достал ты меня, Сашка, — заявил он и опять удалился в управу.

Ещё через три минуты он появился, неся в руках голубенький бланк распоряжения.

— Вот, теперь всё чин чином, — кивнул я, прочитав текст, и удовлетворённо кивнул: — Умеешь ведь, когда хочешь!

С этими словами я хлопнул Ваньку по плечу так, что из чесучового пиджака вылетел целый клуб пыли.

— Язва ты, — потёр Ванька плечо.

— Да ладно… делов-то… А то бы сам эту вонючку здесь по земле ворочал. Оно тебе надо?

Оставив тружеников управы, я опять завёл машину и поехал дальше вдоль ограды Холма, в дальний конец города — к самым пристаням. Там, среди деревянных одно- и двухэтажных домов, составлявших сто процентов городской застройки, высилось единственное здание, выстроенное из жёлтого кирпича — городской крематорий. Без крематориев в этих краях никак. Даже из освящённой земли подчас мертвяки вставали и безобразничали, причём формы неупокоенности были самые разные. Проще оказалось чтить граждан огненным погребением, а заодно, уже в отдельной печи и в отдельном корпусе, поплоше, сжигали всё, что можно. Ведь и про неупокоенность у свиней тут тоже не раз слышали: лучше перестраховаться.