Цветок камалейника - Громыко Ольга

– И ты его убил?

– Нет, – спокойно ответил горец. – Мне стало противно. Пнул ногой, как падаль, развернулся и ушел. А когда уже выходил из дома, на меня набросились его сыновья. Со спины. А за ними, осмелев, и он сам.

ЭрТар помолчал, глядя в костер, и веско добавил:

– Вот тогда я их всех и убил.

В тишине мурлыканье кошака стало особенно басистым – а может, он нарочно старался ее заполнить. Джай неловко кашлянул и уточнил:

– И тебя изгнали?

Горец посмотрел на него, как на ненормального:

– За что?! Это же семейное дело, тем более я был в своем праве. Ну отругали старцы на общем вече, что не бросил дяде вызов, как положено. Мертвецов тоже отругали…

– Чего?!

– Конечно, пусть им стыдно будет – втроем на одного нападать, да еще так подло! Так прямо все им и высказали перед сожжением. Это только вы, равнинники, над покойником слезы льете, хотя отправь Иггр его обратно – небось снова бы пристукнули! Зачем тогда притворяться, э?

Джай окончательно отчаялся понять горцев. А ЭрТар вполне себе бодренько закончил:

– Тетка давно умерла, внуков у дяди не было, а невестки, по-моему, только обрадовались. Тем более что я от наследства отказался, на кой мне это итыллье гнездо. Но дома у меня с тех пор нет. И заводить не тянет.

Самойлика поостыла, и Джаю наконец удалось сделать несколько нормальных глотков.

– Дай-ка и я попробую. – Горец протянул руку за кружкой.

– Так ты ж уже пил!

– Не-а, только вид сделал.

ЭрТару повезло, что кружка была уже у него – иначе Джай выплеснул бы отвар в довольно скалящуюся рожу.

***

С моруном управились только к началу праволуния: тварь дергалась, пока не обгорела догола. Для надежности костер жгли еще пару часов, чтобы наверняка вытравить заразу из костей. Большинство селищан, успокоившись, разошлись по домам, а управник с кузнецом и парой добровольцев выкопали яму на краю пепелища и лопатой сгребли в нее моруновьи останки вместе с углями. Двор после их трудов выглядел так, словно здесь сгорел целый хлев.

– Узнали его, мужики? – шепотом спросил управник, когда с праведными трудами было покончено.

– Вроде как Ирутов брат, – неуверенно сказал один из подручных. – Ну младший, который весной в город подался, лучшей доли искать...

– Угу. Видать, не нашел. Быстро он…

Мужики постояли, посопели. Еще месяц назад здоровались с человеком – и нате вам. А ведь считалось, что моруны по полугоду в земле сидят!

– Убили небось его, – боязливо предположил управник. – Кто-то ж труп закопал.

– Если б убили – сожгли б. – Кузнец смачно плюнул на свежий холмик. – Да и не поперся бы он сюда, пошел злодеев искать.

– А может, из наших кто… – Селищанин поежился. – Может, и не уезжал он никуда…

– Темного тебе в задницу, что ты каркаешь, как старая баба! – не выдержал кузнец. – Сами же провожали, аж на три полета провели, покуда он к купеческому обозу не подсел! А вот охотников жалко, – подумав, добавил он. – Молодые еще ребята, веселые… были. Помянуть бы…

– Так помянем! – встрепенулся управник. – У меня непочатый бочонок припрятан, не та кислятина, что в едальне подают. Жена по такому случаю жмотиться не станет…

Мужики оживились, повеселели и, потирая руки в предвкушении, дружной гурьбой пошли к его дому. Лопату кузнец унес с собой – хорошенько прокалить в горне, а то и перековать, от греха.

На другом конце селища Ирут трясущимися руками запрягал ящерков. Хотел с утра выехать, чтобы забрать гостившую у родителей жену, но понял, что за ночь в пустой избе рехнется. Перед глазами чередовались прощальная улыбка брата – и та жуткая, воющая, корчащаяся в огне гадина, в которую он превратился… а если бы ее не успели пришпилить к земле…

– Эй, браток!

Ирут сцепил зубы. Разносчик из едальни был последним человеком, кого ему сейчас хотелось бы видеть. В селище холопа недолюбливали, но старались не связываться. Мужик, даром что раб, был гадостный и злопамятный хуже некуда. Такой год будет тебе украдкой в скваш плевать, хоть ты в едальню не ходи.

– Чего тебе?

– Ты в Ориту едешь? – продолжал тот, как будто ни о чем не догадываясь. А ведь в толпе шептались и довольно громко…

– Ну – буркнул мужик, поправляя ремешки на упряжи, чтобы те не терлись о пластины гребня. Ящерок, изогнув шею, задумчиво обнюхивал хозяйское плечо. Длинные узкие ноздри то округлялись, то сжимались в линию.

– Передай записочку, а?

– Кому?