Третье Правило Волшебника, или Защитники Паствы - Гудкайнд Терри

Уоррен отодвинул книгу.

— Я просто устал. Так что же особенного в этом путевом дневнике?

Верна понизила голос.

— Аббатиса Аннелина оставила мне послание, в котором велела пойти в ее тайное убежище в саду. Оно было закрыто щитом, сплетенным из льда и духа. — Уоррен вопросительно поднял бровь. Верна показала перстень. — Он открывается вот этим. А внутри я нашла дневник. Он был завернут в бумагу, а на ней было написано «храни его, как зеницу ока».

Уоррен взял дневник-книжечку и перелистал пустые страницы.

— Наверное, через него она собирается передать тебе инструкции.

— Она мертва!

— И ты думаешь, это ее остановит? — Уоррен насмешливо выгнул бровь.

— Может, ты и прав, — невольно улыбнулась Верна. — Может, второй дневник мы сожгли вместе с ней, и она будет слать указания из мира мертвых.

Лицо Уоррена снова стало серьезным.

— А ты что, не знаешь, где его пара?

Подобрав платье, Верна уселась, придвинув стул ближе.

— Понятия не имею. Это какой-то ребус. Может, Энн таким образом хотела мне сказать, что если я найду второй, то найду и нашего врага.

Брови Уоррена сдвинулись к переносице.

— Полная бессмыслица. Как тебе только могло прийти это в голову?

— Я не знаю, Уоррен! — Верна провела ладонью по лицу. — Это единственное, до чего я смогла додуматься. Может, тебя осенит? Почему она не сообщила, где находится второй? Если бы он был у кого-то, кому можно доверять, она вполне могла просто написать имя, или хотя бы намекнуть, что второй дневник — у друга.

— Пожалуй. — Уоррен снова уставился на стол.

— В чем дело, Уоррен? — мягко спросила Верна. — Ты сегодня совсем не такой.

Уоррен посмотрел на нее. Взгляд у него был тревожным.

— Я прочитал пророчество, которое мне очень не нравится, — промолвил он наконец.

— И что в нем?

Уоррен долго молчал. Потом он двумя пальцами подтолкнул к Верне листок бумаги. Поколебавшись, она взяла его в руки и начала читать вслух.

Когда аббатиса и Пророк уйдут к Свету в священном обряде, на том огне вскипит котел обмана и возвысится лжеаббатиса, которая будет править до самой гибели Дворца Пророков. На севере же опоясанный мечом оставит его ради серебряной сильфиды, которую вернет к жизни, и она ввергнет его в объятия Зла.

Верна боялась встретиться взглядом с Уорреном. Уронив бумагу на стол, она сложила руки на коленях, чтобы не было видно, как дрожат ее пальцы. Она молча сидела, уставившись в пол и не зная, что сказать.

— Это пророчество истинной ветви, — нарушил наконец молчание Уоррен.

— Смелое заявление даже со стороны такого талантливого толкователя, как ты. Сколько лет этому пророчеству?

— Нет и дня.

Верна подняла на него круглые от изумления глаза.

— Что?! — шепотом выговорила она. — Уоррен, ты хочешь сказать, что... что это твое? Что ты наконец сам составил пророчество?

Взгляд Уоррена был устремлен вдаль.

— Да. Я впал в некий транс, и в этом состоянии меня посетило видение. Вместе с ним пришли и слова. Наверное, то же самое происходило и с Натаном. Помнишь, я говорил тебе, что недавно начал понимать пророчества, как никогда до этого не понимал? Истинное понимание их приходит через видение.

— Но в книгах записаны слова, а не видения, — развела руками Верна.

— Слова — только способ их передать и вызвать видения у того, кто обладает даром пророчества. Все, что сестры изучили за последние три тысячи лет, лишь в малой степени приближает вас к постижению пророчеств. Слова — это всего лишь своего рода выключатель. Я это понял, когда ко мне пришло пророчество, которое ты прочла. В моей голове словно открылась запертая до того дверь. Сколько лет потрачено, а ключ к разгадке, оказывается, был все время во мне!

— Ты хочешь сказать, что можешь прочесть любое пророчество, и в видении тебе явится его истинное значение?

Уоррен покачал головой:

— Я лишь ребенок, делающий первые шаги. Мне предстоит пройти долгий путь, прежде чем передо мной откроется все.

Верна поглядела на лежащий на столе лист бумаги, потом отвела взгляд и принялась крутить перстень на пальце.

— А это, которое пришло к тебе, означает именно то, что написано?

Уоррен провел языком по пересохшим губам.

— Как и первый шаг ребенка, оно очень неровное. Это не самое точное из пророчеств. Можно сказать, это своего рода проба пера. Теперь, кстати, я понимаю, что и многие другие, которые я читал, тоже из этой категории, но...

— Уоррен, это правда или нет?!

Он задумчиво опустил рукава.

— Все правда, но слова, как и во всех пророчествах, не обязательно выражают то, что нам кажется.

Скрипнув зубами, Верна наклонилась к волшебнику.

Он с напускной небрежностью отмахнулся, словно хотел показать, что все это не так уж и важно, но Верна восприняла этот жест как предупреждение.

— Слушай, Верна, я знаю, что было в видении, но я новичок и не все понимаю, хотя это пророчество и сделано мною.

Верна твердо глядела на него.

— Рассказывай, Уоррен.

— Аббатиса в пророчестве — не ты. Не знаю, кто, но не ты.

Верна, вздохнув, прикрыла глаза.

— Что ж, все не так плохо, как я было подумала. Во всяком случае, не я погублю Дворец. Так что можно попробовать превратить это пророчество в ложную ветвь.

Уоррен отвернулся и, схватив со стола листок с пророчеством, сунул его в книгу.

— Верна, чтобы кто-то другой стал аббатисой, ты должна умереть.

По его телу пробежала волна желания, и он понял, еще не видя ее, что она вошла в комнату. Его ноздри затрепетали, безошибочно почуяв свойственный только ей запах, и он опять почувствовал, что не в силах противостоять искушению. Вместе с тем Ричард ощущал какую-то угрозу, неуловимую, как мелькнувшая в тумане тень, но от этого искушение становилось только сильнее.

С отчаянием человека, атакуемого многочисленными врагами, он схватился за рукоять меча, надеясь отсрочить свое падение, которое было почти неизбежно. Впрочем, сейчас он надеялся не на обнаженную сталь, а на тиски магической ярости, которая даст ему сил устоять. Он выдержит. Должен выдержать. От этого зависит все.

Ричард вцепился в рукоять меча и позволил волнам всепоглощающей ярости затопить его душу.

Подняв глаза, он увидел головы Улика и Игана, плывущие над толпой. Ее не было видно за спинами стоящих перед ним людей, но он знал, что она здесь. Солдаты и дворяне начали расступаться, давая дорогу огромным д’харианцам и той, кого они сопровождали. Толпа заволновалась, словно поверхность озера, в которое бросили камень. Ричарду припомнилось пророчество, в котором его самого называли «камнем, брошенным в пруд», — создателем волн в мире живых.