Третье Правило Волшебника, или Защитники Паствы - Гудкайнд Терри

— Но это все равно не объясняет страсти к этой игре.

— Теперь все входят в Имперский Орден. Верность бывшей родине не допускается. Джа-ла дает людям иллюзию патриотизма. Обустройство площадки для игры в джа-ла оплачивает император, это его дар народу. Таким образом людей отвлекают от тех вещей, над которыми они не властны, и позволяют выпускать пар совершенно безопасно для императора.

Верна снова запахнула шаль.

— Не думаю, что твоя теория правильна, Уоррен. Дети играют с пеленок. Играют все дни напролет. Люди всегда во что-то играли. Становясь старше, они развлекаются стрельбой из лука, скачками, играют в кости. Игры — свойство человеческой натуры.

— Нам сюда. — Ухватив Верну за рукав, Уоррен направил ее в узенькую аллею. — А император обращает эту человеческую слабость во что-то более значительное. Таким образом, ему не нужно беспокоиться о том, что люди начнут размышлять о свободе или хотя бы о справедливости. Теперь их страсть — джа-ла. Все остальное их не волнует. Вместо того чтобы задуматься, зачем приезжает сюда император и чем это им грозит, они предвкушают джа-ла.

Верна почувствовала тяжесть в желудке. Именно это ее тревожило — зачем прибывает сюда император. У него должна быть веская причина, чтобы проделать столь длинный путь, и вряд ли он хочет лишь посмотреть, как сыграет в джа-ла его команда. Ему нужно что-то другое.

— А горожан не беспокоит, что их команда может обыграть императорскую?

— Императорская команда очень сильна, как мне сказали, но у нее нет привилегий. Если его команда проигрывает, император не обижается, разве что на своих игроков. Если их обыгрывают, император приветствует победителей, сердечно поздравляет игроков и их родной город. Люди жаждут удостоиться этой чести — обыграть знаменитую команду императора.

— Я приехала два месяца назад, но еще ни разу не видела, чтобы город пустел из-за этой игры.

— Сезон только начался. Официальные матчи разрешено проводить только в отведенное для них время.

— Тогда это расходится с твоей теорией. Если игра предназначена для того, чтобы отвлечь людей от насущных проблем, почему бы не разрешить играть круглый год?

Уоррен мрачно улыбнулся:

— Ожидание подогревает страсти. О предстоящем сезоне непрерывно спорят и обсуждают перспективы. И когда он наконец наступает, страсти накаляются настолько, что люди уже не способны думать ни о чем другом. Если же играть круглый год, интерес к игре может увянуть.

Уоррен явно основательно размышлял на эту тему. Верне по-прежнему казалось, что он ошибается, но у него, судя по всему, имелись ответы на все вопросы, поэтому она предпочла сменить тему.

— От кого ты услышал, что он привозит свою команду?

— От мастера Финча.

— Уоррен, я послала тебя на конюшню узнать о пропавших лошадях, а не для того, чтобы ты обсуждал джа-ла!

— Мастер Финч — завзятый болельщик и так радовался сегодняшнему открытию сезона, что я позволил ему немного порассуждать на эту тему, чтобы выудить нужные тебе сведения.

— И выудил?

Они остановились под вывеской, вырезанной на каменной плите. Она гласила «Бенсент и Спрул».

— Ага. В промежутках между рассуждениями о том, сколько ударов кнутом получит та или иная команда, он сообщил, что лошади исчезли довольно давно.

— Готова поспорить, сразу после зимнего солнцестояния.

Приложив ладонь козырьком ко лбу, Уоррен заглянул в окно.

— И ты бы выиграла. Исчезли четыре лучших лошади, хотя упряжи — лишь два комплекта. Финч по-прежнему разыскивает коней и клянется найти, но упряжь, по его мнению, просто украли.

Из-за двери Верна слышала удары, будто кто-то забивал гвозди.

Уоррен отошел от окна и оглядел улицу.

— Похоже, хозяев этого заведения не интересует джа-ла.

— Отлично. — Верна завязала под подбородком шаль и толкнула дверь. — Тогда пошли послушаем, что нам скажет могильщик.

Свет в крошечную пыльную комнатенку проникал лишь через выходящее на улицу грязное окошко и открытую заднюю дверь. Но его вполне хватало, чтобы разглядеть проход между кучей каких-то рулонов, грубыми деревянными скамьями и простыми гробами. На одной стене висели ржавые пилы и топоры, у другой стояли сосновые доски.

Богатые люди обращаются в похоронные конторы, где им помогают подобрать резные гробы для их незабвенных усопших. Беднякам усопшие родственники не менее дороги, чем богачам, но первым в отличие от вторых приходится больше думать о пропитании для живых, поэтому они вынуждены прибегать к услугам обычных могильщиков, которые сколачивают им простые деревянные домовины и роют могилу.

Уоррен с Верной на мгновение задержались у двери, которая вела в маленький внутренний дворик, заваленный досками и зажатый со всех сторон стенами соседних домов. Посередине двора стоял нескладный босоногий мужчина в сильно поношенной одежде и точил лопаты.

— Мои соболезнования в связи с постигшей вас утратой, — серьезно и на удивление искренне произнес он, прерывая свое занятие. — Ребенок или взрослый?

— Ни то, ни другое, — ответила Верна.

Мужчина сочувственно покивал. Он был безбород, но выглядел так, будто бреется исключительно редко и отросшая щетина вот-вот превратится в бороду.

— Подросток, стало быть? Если вы мне скажете, какого роста был покойный, я подгоню по размеру один из гробов.

— Мы никого не хороним. — Верна сжала ладони. — Мы пришли задать вам несколько вопросов.

Положив напильник и лопату, мужчина внимательно оглядел аббатису и Уоррена с ног до головы, и в его глазах мелькнула тревога, когда он увидел лиловый балахон Уоррена.

— Да, вижу, что вы можете позволить себе больше, чем могу предложить я.

— Вас не интересует джа-ла? — поинтересовался Уоррен.

— Людям не нравится, когда я прихожу на праздники. Это портит им настроение. Они думают, будто сама смерть ходит рядом с ними. И не стесняются говорить мне об этом. Но когда я им нужен, они приходят ко мне, потому что деваться им некуда. Приходят и ведут себя так, будто никогда при встрече со мной не отворачивались, как от чумного. Я мог бы отправить их покупать дорогой гроб, но им ведь это не по карману, а для меня любой заработок не лишний. Так что я привык и не обижаюсь.

— А вы кто, Бенсент или Спрул? — спросила Верна. Могильщик, прищурившись, поглядел на нее.

— Я Милтон Спрул.

— А мастер Бенсент? Он здесь?

— Хэма нет. А в чем дело?

— Мы из Дворца, — небрежно сказала Верна. — вы прислали нам счет. Нам нужно убедиться, что в нем все правильно.

Костлявый могильщик поднял лопату и провел пальцем по острию.