Главный бой - Никитин Юрий Александрович

— Последний раз! — донесся от ворот хриплый голос.

— Да знаю, знаю, — торопливо отвечал возница.

Снова голос стража ворот:

— Князь велел и эти ворота подпереть бревнами, заложить камнями и мешками с песком. Вернешься после обеда, там и останешься!

— Успею, успею…

Подвода качнулась, мешки задвигались, один больно прищемил ногу. Сверху прошла темная полоса, миновали арку ворот, потом снова сквозь неплотно сбитые волокна начал просачиваться свет, а пару раз даже кольнуло глаз настоящим солнечным лучиком.

Колеса поскрипывали, слышно было, как всхрапывают лошади, а возницы переговариваются негромко, словно печенеги могут услышать и наброситься.

Выждав удобный момент, он выскользнул из-под рогожки, ужом соскользнул позади на землю. Как и рассчитал, возницы сидели на передней телеге, переговаривались, а приученные кони тащили телеги следом. Дорога тянулась вдоль опушки леса, но не рядом, даже разбойники не выскочат неожиданно, а за два полета стрелы. Пригибаясь без нужды, он промчался до ближайших кустов, вломился как молодой лосенок.

Один возчик, почуяв нечто, оглянулся. Кони понуро тащили телеги, как тащили все годы, на дороге пусто. Возница пожал плечами и вернулся к прерванному разговору. Карл перевел дух и пошел уже твердыми шагами к днепровской круче.

Сердце колотилось как у пойманного воробышка. Было страшно, и в то же время его распирала гордость. Сколько он себя помнил, слышал о великой доблести древних и нынешних богатырей, особенно — древних, по ночам грезились картины битв, он слышал звон мечей, зов боевых труб, конское ржание, душа наполнялась сладостным восторгом, а с небес ему кричали и подбадривали доблестные предки. Во дворе он сперва носился, оседлав палочку, рубил прутиком крапиву, видя за нею плотные ряды недругов Руси. Когда чуть подрос, конюх выстрогал ему настоящий деревянный меч, теперь можно было рубить головы даже толстому репейнику.

Смутно уловил, что он вроде бы не совсем из этого племени, только наполовину русич, но зато его отец — сам великий и грозный князь Владимир, умелый воитель, чье имя с трепетом произносят враги, а друзья и союзники — с надеждой. С тех пор только и мечтал показать себя достойным такого отца, сделать что-то важное для отечества, а звон мечей и победный зов труб с каждым днем звучал все громче и призывнее.

Тропка исчезла под низкими ветвями, дальше вилюжилась как хвост огромного Змея, трава все еще мокрая от росы, кусты низкие, а деревья толстые и в наплывах коры. Ветви корявые, крючковатые, страшные. Он проскакивал под ними с сильно бьющимся сердцем. Здесь явно люди не ходят, только звери, вон и огромные валуны, похожие на затаившихся да так и окаменевших зверей…

Сверху несся серебристый ручей, звонкий и чистый. По обе стороны навалено столько мусора после весеннего паводка, что дрожь пробежала по спине Карла. Совсем недавно ручеек протащил здесь целые бревна и трупы зверей, судя по торчащим белым костям!

Хмурое небо просветлело. Деревья стали расступаться, а в днепровской круче внезапно наметился узкий как лезвие меча просвет, словно велет всадил с размаху ледяной топор, а тот растаял от подземного жара. Можно бы попробовать подняться, но там тоже горный ручей, по бокам мокрые валуны, крупные как лоси, на них не удержаться, вода прыгает с уступа на уступ с такой мощью, что собьет с ног и богатыря, а он хоть и богатырь… конечно же богатырь, но пока что не вошел в полную силу, лучше попробовать чуть левее.

Здесь каменный распадок, снова гиганты валуны, старый конюх загадочно рассказывал, что то неведомые воины неведомых народов. Их остановили местные волхвы, а иначе бы здесь не было ни Киева, ни полян… Под обрывом чудом ухитрились вцепиться корнями деревья, часть корней торчали из расщелин, потемневшие от жгучего воздуха, крючковатые и страшные…

Он оглянулся, впервые увидел, как высоко взобрался. Далекий Киев как на ладони, видны княжеский и боярские терема. Крыши блестят как расплавленное золото, а нижний город с его домами кожевников, оружейников, мясников, горшечников пока еще подернут туманом, сквозь который бодро пробиваются синеватые дымки от выпечки хлеба.

Пробравшись чуть выше, вздрогнул, ноздри уловили запах. Даже тень запаха, но кожа по всему телу пошла пупырышками, а сердце, что и так колотилось часто-часто, вовсе затряслось, как сухая горошинка в стручке. Он пробирался вдоль каменной стены, где грубые трещины и расщелины в камне странно складывались то ли в черты нечеловеческого лица, то ли в звериную морду, но такого неведомого зверя, что вроде бы и не зверь вовсе…

С бешено колотящимся сердечком он пошел совсем тихо. Отовсюду за ним следили глаза неведомых существ, он чувствовал себя маленьким и жалким. Необычная тишина навалилась, как будто набросили на голову толстую медвежью шкуру. Не то что птицы, не слышно даже стрекота кузнечиков, не порхают беспечные бабочки… В каменной стене трещины все шире, каждую оплетают скрученные темные корни деревьев, дикий виноград жадно цепляется за любую опору, под ногами старые перья… А еще — размолотые огромными ступнями веточки!

Дыхание остановилось. Всего в десятке шагов впереди зияла огромная трещина, которой еще неделю назад не было. Он тогда лазил здесь, играя в печенегов и варягов, помнит.

Он сделал еще пару шагов, застыл. Огромная дыра в стене из серого гранита, перед пещерой широкая блестящая плита. Сверху медленно опустился сухой листок, на миг застыл, но легкое дуновение ветра без усилий потащило листок к краю плиты. Он пытался зацепиться, но поверхность плиты блестела как зеркало.

Карл набрал в грудь воздуха, крикнул:

— Эй, ты здесь?

Из пещеры дохнуло жаром. Карл отступил, глаза с ужасом выкатились, заморгали. Красный огонь, смутно напоминающий человеческую фигуру, но размером со вставшего на дыбы медведя, выдвинулся из пещеры. Оранжевые искорки плясали по красной стене огня, огромной и невероятно широкой. Карл, который в облаках всегда видел причудливые терема, скачущих коней, воинов и гневливых богов, сейчас рассмотрел в огне великана, у которого грудь как бочка, толстые руки, глаза горят оранжевым. Рта устрашенный Карл не рассмотрел, лицо — сплошной огонь, но два оранжевых колодца уперлись в него с такой силой, что он почувствовал, как на одежде начинают трещать волокна.

— Смертный… — прорычал огонь. — Смертный!

У Карла вспыхнули ресницы. Он отступил на шаг, рукой прикрылся от жара. Голос задрожал, едва выдавил:

— Ты явился за княжеской кровью…

Огненное чудовище пророкотало громче, жар опалил пальцы: