Куявия - Никитин Юрий Александрович

Ратша глазами указал на обнаженный меч.

– Я слышал, ты едва ли не первый меч Куявии. После того, как настоящие герои погибли. Думаю, брешут.

Глаза Белга сузились.

– Хочешь проверить?

– Давно пора, – отрубил Ратша.

Белг метнул руку к рукояти меча. Сердце Блестки забилось чаще. От Ратши никак не ожидала такой защиты, хотя он всегда поглядывал на нее с сочувствием, но Белг выглядит все же сильнее. Сильнее, моложе и свежее, а Ратша явно только что вернулся из стычки.

Пальцы Белга разжались, он выдохнул с силой, сказал со сдержанной яростью:

– Я не знаю, что тобой движет, Ратша. Но я не стану убивать тебя, это дурной тон, когда гость убивает одного из приближенных хозяина. Ты забыл, что это – Куявия. А в Куявии я – первый после Тулея. Я – князь, а ты даже не бер и не берич! По моему приказу ты должен не только убрать меч, но и смиренно связать эту рабыню и оставить ее в такой позе, в какой я изволю!

Наступило тяжелое напряженное молчание. Блестка затаила дыхание, ее руки торопливо собирали клочья одежды, но скрыть наготу не удавалось. Мужчины то и дело глазели на нее, хотя центр напряжения был в середине комнаты, где стояли друг против друга Ратша и Белг.

Ратша поколебался, наконец проговорил:

– Наша Долина всегда пользовалась….

– …привилегиями? – закончил Белг насмешливо. – Не глупи. Привилегии – это милость сильного к слабому. Сегодня они есть, завтра нет. Вот сейчас и пришло это завтра. Мы здесь, Ратша! Все те, кому ты кланялся издали. Теперь ты будешь кланяться явно. И становиться на колени. А когда снова вернем себе Куявию, снова будешь кланяться издали… если оставим эту привилегию. Понял?

Ратша невольно бросил взгляд на Блестку. В его глазах она прочла сожаление, что не может ее защитить, закон есть закон, его можно менять, но не нарушать. Она опустила голову, принимая его поражение. Она не видела, как Ратша от этого жеста признания его слабости вспыхнул, крепче сжал меч.

– А мне плевать! – заявил он громовым голосом, от которого задрожали камни в стенах. – А мне плевать на твои приказы, ничтожество!.. Ты, погубивший армию, ты… трусливая тварь, что примчалась сюда искать спасения… и ты еще смеешь приказывать?.. Это я тебе буду приказывать, сволочь! Это ты здесь будешь чистить хлев!

Его трясло от бешенства, челюсти лязгали, он смертельно побелел и пошел на Белга с выставленным мечом. Тот пожелтел, рука снова метнулась к рукояти меча и застыла в воздухе. Люди, что пришли с ним, бросились между ними, стараясь остановить кровавую схватку.

– Все вон! – заорал Ратша. – Все прочь отсюда, пока я не изрубил всех!.. Твари!

Толкаясь, они бросились к дверям, возникла давка, наконец все с криками вывалились наружу. Ратша поднял с пола оброненный факел, на полу осталось выжженное пятно, вставил в щель между камнями. Его все еще трясло, он был в бешенстве. Блестка видела, с каким трудом он вставил факел, у него тряслись руки, тряслись губы, дрожало и дергалось лицо.

– Спасибо, – обронила она.

Он повернулся к ней, волчий оскал медленно таял, лицо превращалось в человеческое. Он выдохнул с такой силой, что сено взметнулось на полу.

– Не знаю, – прорычал он, – что на меня нашло… Но как я ненавижу эту придворную дрянь!.. Мне это с рук не сойдет. Да и тебе… Вот что, натяни-ка цепь!

Она поднялась, он старался не смотреть на ее обнаженное тело. Странное дело, она не ощутила стыда. Он выждал, когда натянула цепь, быстро взмахнул мечом. Руки Блестки дернуло, но в следующий миг рассеченная цепь распалась.

– А теперь позволь твои ноги, – сказал он.

Двумя сильными ударами обрубил остатки цепи, нанес пару несильных ударов по стальному кольцу, сжимающему сапожок на левой ноге, стараясь не поранить ногу, оставил меч и, ухватив кольцо обеими руками, без труда сломал.

– Что у тебя за меч? – спросила она неверяще. – Такую цепь можно только большим боевым топором…

– У нас умеют выплавлять сталь, – похвастался он, тут же добавил: – Правда, мой меч ковали гномы, а у них свои секреты. Давай-ка другую ногу…

Она усмехнулась с горечью.

– Погоди…

Он непонимающе следил, как она наклонилась, ее тонкие пальцы взялись за кольцо, побелели на миг от усилий. Послышался хруст, она отшвырнула осколки, словно это мелкие льдинки. Он ахнул, глаза полезли на лоб.

– Так ты могла…

– Не говори ему, – попросила она.

Он покачал головой.

– Но почему? Это многое меняет…

– Уже нет, – ответила она с горечью. – Сам понимаешь, что теперь… после вот этого уже ничего не изменить.

Он помрачнел, брови сдвинулись на переносице, вздулись желваки, а голос стал злой и хриплый:

– Вот что, женщина, я не смогу тебя защитить больше, чем защитил. Сегодня же меня могут куда-то услать. Возьми вот это! И помни, не все куявы одинаковы! Как и артане.

Он снял с себя пояс с роскошным кинжалом в ножнах, а потом быстро сбросил с плеч длинный плащ и сам накрыл ей голые плечи. У Блестки защипало в глазах. Этот куяв вел себя так заботливо и нежно, как всегда держался с нею Придон.

– Спасибо, – прошептала она.

И снова он удивил ее, сказав просто:

– За что? Я сделал лишь то, что должен делать мужчина.

Он повернулся и выбежал в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Блестка легла, дождалась, пока уже за полночь в доме затихло, тихонько прокралась к двери. Она заперта с той стороны, но она не такая уж и слабая овечка, как они полагают. Когда все кончено, в сердце пустота и нет никаких надежд, то можно…

С той стороны двери послышались крадущиеся шаги. Запор тихонько сняли, Блестка вытащила кинжал, изготовилась. Дверь тихонько приоткрылась, Пребрана замерла в щели, увидев занесенный для удара кинжал, вошла тихонько и тут же сказала сердитым шепотом:

– Погаси свет! Сейчас же погаси факел!

За ней вдвинулся низкорослый человек. В слабом лунном свете он показался Блестке с головы до ног заросшим серыми неопрятными волосами, в звериной шкуре. Он прикрыл за собой дверь, быстро огляделся. Широкие крылья носа трепетали, как крылья пугливой бабочки. Косматые волосы падали на лоб, глаз Блестка не разглядела, а потом настала полная тьма, глаза не сразу начали привыкать к тусклому свету звезд и ночного неба.

– Это мой родственник, – сказала Пребрана ворчливо. – Он сумел пробраться сюда, когда артане уже подошли к стене! Значит, сумеет и выбраться обратно. Уже с тобой.

Сердце Блестки забилось чаще. Она смотрела на лохматого горца, душа разрывалась между страхом и надеждой. Служанка всхлипнула, обняла. Блестка прижалась, слезы бежали по щекам, горец недовольно сопел, буркнул:

– Я не знаю, зачем это делается. Но я верю Пребране. Она – мудрая. Пойдем.