Дитя Ойкумены - Олди Генри Лайон

– Ну… – Регина замялась. – Мы сражались. Оно на меня всякие ужасти напускало. А я взяла, и не забоялась! Меня злой доктор съесть хотел! Ножиком резал – не зарезал! Папа с мамой от меня отказались. Из дома выгнали, только понарошку. На папин корабль флуктуации налезли. Папа в них из плазматора палил… Они папу схватили, а я его спасала. Тянем-потянем…

Кровь медленно отхлынула от щек ван Фрассена. Он бросил осторожный взгляд на жену. Анна-Мария, кивая, слушала дочь с безмятежной улыбкой. Капитан понял: сейчас его жена далеко отсюда. Между ней и дочерью – силовой барьер и тысячи световых лет.

– …стало темным-темно. Тут сказка и кончилась. Дядя Фердинанд, который учитель Гюйс, мне под нос ватку сует. Противную! Я от нее вся расчихалась. Я думала, дядя Фердинанд на нас заругается. И Линда так думала. Она мне после сказала. А он не стал! Рассказал нам про чудищ в голове. И про нас, что мы ничего плохого не сделали. Главное, чтобы мы в другой раз так не… не усредствовали, вот! Ник, пошли, я тебе свою комнату покажу?!

– Конечно, покажи, – с усилием, словно у него заржавела шея, кивнул капитан. – Говоришь, в другой раз? Вы тут комнату посмотрите, а я отлучусь.

– Ненадолго? – с беспокойством поинтересовалась девочка.

– Быстрей быстрого. Одна нога здесь, другая – там…

VII

Фердинанда Гюйса капитан нашел на спортивной площадке. Гюйс сидел на шпагате в обществе какой-то рыженькой красотки. Шпагат Гюйса был продольный, красотки – поперечный.

– Вы тут что, с ума посходили? – свистящим шепотом начал ван Фрассен, не заботясь о приличиях. – Думаете, я не смогу защитить свою дочь?! Да я ваш интернат!.. вверх дном…

И показал – как именно.

– В чем дело? – спросила рыженькая у Гюйса.

Вид у красотки был такой, словно она специализировалась на укрощении гневных отцов. И работа успела ей осточертеть.

– Регина ван Фрассен, – объяснил Гюйс, наклонясь всем телом к передней ноге. Лицо его покраснело от прилива крови. – Попытка взлома. Блок Линды Гоффер, результат удовлетворительный.

Капитан еле сдержался, чтобы не пнуть мерзавца.

– Удовлетворительный? Мою дочь едва не свела с ума малолетняя телепатка…

– Эмпатка, – поправила рыженькая.

– Какая разница?! Если Регина… если с ней… – ван Фрассен вспомнил сияющую дочь, восстановил дыхание и закончил: – Имейте в виду, я этого так не оставлю. В интернате чрезвычайное происшествие! Ребенок пострадал! Хорошо еще, что всё закончилось без последствий. Хотя я не уверен…

Учителя молча смотрели на него. Казалось, они ждали продолжения.

– Если это повторится…

– Это повторится, – сказал Гюйс.

– Мы очень надеемся, что это повторится, – кивнула рыженькая. Кивок продолжился, и рыженькая лбом уперлась в землю. – И не раз.

– Издеваетесь? – ван Фрассен подошел ближе.

– Скажите, – спросил Гюйс, выпрямляясь, – вы дрались в детстве?

Капитан смерил наглеца взглядом:

– Да. Хотите проверить? Не советую.

– Я и не собираюсь. Просто ищу понятный вам пример. У вас были приятели, которые никогда не дрались?

– Нет. Таких приятелей у меня не водилось.

– Как дерутся детеныши зверей, видели?

– Не уводите разговор в сторону!

– И в мыслях не было, – в устах телепата фраза прозвучала двусмысленно. – Я подбираю аналогию. Поймите, в драках формируются важнейшие навыки. Звереныш пробует когти и клыки. Учится нападать и защищаться. Побеждать и сдаваться на милость победителя. Убивать и щадить. Он привыкает к боли и агрессии. Короче, формируется как зверь. Теперь представьте, что в вашей дочери живет звереныш…

– Что за дурацкая аналогия?!

– Хорошо, – рыженькая успокаивающе махнула рукой. – В вашей дочери живет талант. Талант и есть этот звереныш. Он еще не стал частью человека – управляемой, контролируемой, полезной. Он рычит и кусается. Он гадит посреди комнаты. Грызет ножки мебели. Нападает на гостей. Требует внимания; не получая требуемого, сердится и мстит. Приучая звереныша – да, талант, я помню! – к послушанию, вы не сможете действовать только лаской. Иногда вы будете вынуждены прибегнуть к насилию…

Рыженькая так потянулась, что слово «насилие» заиграло в мозгу капитана новыми красками. Он с трудом заставил себя не потерять нить разговора. О чем ты думаешь, корвет-капитан ван Фрассен, офицер и семьянин? Ты же пришел заступиться за родную дочь!

– Это и есть насилие, – рыженькая вновь кивнула. – Вы попали в волну моего обаяния. И силой принудили себя остыть. Я права?