Звёзды — холодные игрушки - Лукьяненко Сергей Васильевич

— Спасибо, Куалькуа, — прошептал я чужому, пропитавшему мое тело, тело человека с Земли.

Боль. Тяжесть. Распирает голову.

Там маленькое землетрясение. Пропасть, отсекшая мое прошлое, выворачивается наизнанку, вздымается горой.

Как больно…

Слишком много слов. Новых слов. Слишком много памяти.

Я — не Никки Ример!

Я — Петр Хрумов!

Концлагерь можно назвать санаторием, но разве это что-то изменит?

— По местам, мразь! — прохрипел я.

Люди шарахнулись от стола. К койкам, к сомнительной привычности отведенных им мест. Даже троица, попытавшаяся вступиться за Клея, заковыляла прочь.

— Убрать его!

Двое послушно оттащили бывшего Наставника на койку.

— Врач… есть? — уже тише спросил я. Один из заключенных нерешительно поднял руку. — Займись… им.

Я сел у стены, закрывая лицо руками.

Слишком много новых слов. Слишком быстрый переход.

Дед, школа, училище, фирма, Хикси, Счетчик, Данилов, Алари…

Я ведь убивал их по настоящему!

— Все должно выглядеть достоверно, — сказал командующий красно-фиолетовой эскадры Алари. — Ты будешь драться и убивать нас. Мы тоже постараемся убить тебя. Но твои шансы велики. Никто из нас не оденет бронекостюм. Десантники будут удалены с территории флагмана. Тебе придется пройти сквозь заслоны из пилотов и техников. Они не владеют приемами близкого боя.

— Я не хочу, — сказал я черной мыши.

— Никто не хочет умирать. Это закон жизни. Но порой приходится забывать все законы…

Голова раскалывалась от боли. Сердце замедляло свой бег.

«Куалькуа!»

«Да…»

«Почему я был так беспощаден?»

«Временно активировались центры агрессии. Необходимое условие для боя».

— Ник Ример, я хотел бы обратиться к вам…

Я открыл глаза. Слова не сразу обрели смысл. Я только учился думать на двух языках сразу. Агард Тараи стоял передо мной. Некрасивый мрачный коротышка, с усыпанными лишаями головой. Свою вязанную шапочку он стянул, и комкал сейчас в руке.

— Говори, — сказал я.

— Пациенты шестого барака санатория «Свежий ветер» ждут ваших распоряжений. Прошло уже двадцать минут, Ник Ример.

По земным меркам ему было лет пятьдесят. Здесь другие годы, но срок жизни немногим больше…

Я посмотрел на людей, застывших у своих коек. Бледный паренек всхлипывал, потирая голову. Клей лежал, его левая рука была обнажена и обмотана прозрачной тканью. А он помоложе Тараи, ему сорок, сорок пять…

— Что с ним? — спросил я.

— Перелом и вывих плеча. Завтра Клею будет трудно работать.

— Пусть отдыхает, — прошептал я.

Агард поглядел на меня с молчаливым удивлением. Замялся.

— А остальные?

— Всем спать, — велел я. — Утром людям приходят более правильные мысли, чем вечером.

Дьявол! Надо же, как исковеркалась пословица, пройдя сквозь сито их языка!

Зато обрела некую непривычную глубокомысленность. И форму приказа — не отводя от меня глаз, люди стали укладываться.

— Хорошо, Ник Ример.

— Зови меня Ник, — попросил я.

Агард пристально всматривался в мое лицо.

— Если это тебя не раздражает, — добавил я.

— Нет, пожалуй… Ник.

— Выпивка еще осталась? — спросил я.

— Да.

— Есть здесь укромное место? Надо поговорить.

Агард молча кивнул. Пошел к столу, наполнил две кружки, кивнул мне. Я двинулся следом. По койкам пробежал легкий шепот.

Тараи открыл неприметную дверь в стене. Остановился, уступая дорогу.

Вежливость или ловушка?

Я вошел.

Приятная комнатка.

Мягкий ковер на весь пол. Экран на стене, правда, без терминала. Столик, широкий диван, два кресла. Шкафчик — причем закрытый, а не нараспашку, как обычно. Потолок — зеркальный.

Насколько я успел ознакомиться с бытом Геометров — это почти вершина допустимой роскоши. Даже на воле.

— Что это такое? — спросил я Тараи. Тот вошел, аккуратно прикрыл дверь, поставил кружки на стол.

— Комната психологической разгрузки.

— И кто же здесь разгружался?

— Клей Гартер и его любимчик.

Я кивнул. Если Тараи ждал, что я буду шокирован, то он ошибся. Только Ник Ример, еще живший где-то в моей душе, брезгливо дернулся.

— Как бы тебя не записали в любимчики нового главаря.

Агард тихо засмеялся, поглаживая изуродованную лысину:

— Нет, Ник, ты не выглядишь настолько больным…

— Что это у тебя? — спросил я.

— С Гибким поцеловался, — Агард мрачно улыбнулся. — Дураком был, когда сюда попал… десять лет назад.

Я вздрогнул. Десять их лет — это почти двадцать земных!

— И за что ты сюда попал?

— За неправильный переход улицы… — с иронией ответил Агард. Присел на одно из кресел, взял кружку. — Спасибо за трепку, которую задал Клею. Это дерьмо давно нуждалось в хорошем уроке.

— Похоже, все Наставники — дерьмо, — мрачно сказал я. Взял свою порцию, понюхал. Горячая сивуха. Господи, гадость, что я пил с шофером Колей после посадки на шоссе — и та была лучше.

— Ну-ну! — Агард покачал головой. — Я верю, что своего Наставника ты огрел по делу. Но Клея даже сами Наставники отправили сюда без сожаления. Так что… зря ты так огульно, парень.

Я сел на диван. Глотнул горячий самогон. Надо же — на вкус куда лучше, чем на запах. Видимо, тело требовало встряски…

«В принятой жидкости содержатся сивушные масла, альдегиды, метиловый и этиловый спирты. Произвести обезвреживание?»

«Всего, за исключением этилового спирта», — приказал я Куалькуа. Покачал головой. Не дай бог, получат симбионты право жить на Земле. Все дяди Коли в мире получат возможность надираться безбоязненно.

— А все-таки, за что ты здесь? — спросил я.

— Я историк. Был историком, вернее… — Агард глотнул из кружки. — Слыхал, что история — важнейшая из наук?

— Не помню. Но верю на слово.

Агард снова отхлебнул сивухи. Тяжело ему будет завтра…

— Так вот, она важнейшая, потому что опасная, — он горько улыбнулся. — Порой… порой опасно копать слишком глубоко. Тем более — говорить о том, что выкопал.

Я ждал, но он не собирался уточнять. Ухмылялся, глядя в пространство, словно и сейчас еще получая удовольствие от знания, загнавшего его в «Свежий ветер».

— Ладно. Захочешь — расскажешь, — сказал я.

— Кто ты такой, Ник?

— Регрессор. Пилот Дальней Разведки.

— Я слышал про тебя в новостях, — задумчиво произнес Тараи. — Давно, правда… Нам положено ежедневно смотреть новости, общий выпуск… Кажется, ты был одним из разведчиков, проверявших пространство перед Уходом?

— Может быть. Но я этого не помню. У меня действительно амнезия, Агард.

Тараи хмыкнул.

— Тогда я тебе скажу. Память еще сохранилась… надо же… Ты был в тройке разведчиков, первыми вышедших в это пространство.

Черная бездна космоса. Вспышки — и корабли, выходящие из великого ничто…

— Не знаю, как я, а мой кораблик точно был в этой тройке, — признался я.

— Шутник.

Тараи явно наслаждался своим новым положением. Полной кружкой сивухи в руках, общением, посрамлением недавнего пахана барака.

И у меня не было сил осуждать бывшего историка. Наверное, если жить здесь годами, то любое изменение привычного распорядка станет благом.

— Ты ночуй здесь, — словно уловив мои мысли сказал Агард. — Иначе ночью тебе конец. Либо Клей тебя прикончит, либо его дружки.

— А ты?

— Меня рискнут убить лишь во вторую очередь, — покачал головой Тараи. — Ты сегодня такое представление показал, что все призадумаются. Все, кроме Клея. Двух вождей не бывает. Даже два грызуна одной стаей не командуют, а мы… мы немногим их лучше.

«Куалькуа?»

«Безопасность среды контролируется постоянно. Мне не нужен сон».

— Я буду спать в бараке, — сказал я. — Но ты не беспокойся. Плохо будет тому, кто рискнет на меня напасть ночью.

Тараи с сомнением посмотрел на меня.

— Смотри, регрессор. Я всех ваших штучек не знаю. Какими были регрессоры сто лет назад — могу рассказать. А про нынешних…

— Расскажи мне, что такое Уход.

— Что?

— Уход.

— Ты не знаешь?

— У меня была амнезия, — устало повторил я. — Кое-что я смог восстановить. Но многое — нет.

— Боги древних! — в полном восторге воскликнул Тараи. — Я, пациент санатория с десятилетним стажем, могу поделиться новостями!

— Да, Агард. И я буду очень признателен тебе.

— Ты хоть помнишь, что раньше Матушка светила в другом небе? Что раньше звезд было так много, что ночь немногим отличалась от пасмурного дня?

— Допустим, что помню. Хотя на самом деле я это вычитал.

— Невероятно! — Тараи так дернул рукой с зажатой в ней кружкой, что расплескал драгоценный самогон. Печально глянул на залитый ватник, и продолжил: — Вы прокололись! Вы, наши любимые регрессоры! Двенадцать лет назад сунули нос туда, куда не следовало! Полезли налаживать Дружбу, и получили по загривку!