Земля наша велика и обильна... - Никитин Юрий Александрович

– Языки все уходят, – согласился я. – Нет ни одного из древних языков, уцелевших до наших дней. Мы не знаем даже, как говорили египтяне, ассирийцы, скифы, гиксосы, хетты – а они когда-то создавали исполинские государства!.. Остался в документах язык Эллады и гордого Рима, исчезли все языки Европы, а то, что имеем сейчас… Вон даже английский – смесь немецкого с французским! Так же и русский войдет в английский, обогатив его множеством русских слов. Хорошо бы, это были такие слова, как «спутник», «космонавт», а не «пьянство», «косорукость»…

В кабинет заглянул молодой препод, этого поколения я уже не знаю, взглянул на меня блестящими от любопытства глазами.

– Всеслав Тихонович, – обратился он к ректору, – в зале уже собрались… Можно, так сказать, начинать.

– Тогда и начнем, – ответил ректор и взглянул на меня с вопросительным выражением, – да, Борис Борисович?

– Начнем, – согласился я.

За дверью неподвижно стоят телохранители, еще несколько человек – вдоль всего пути, по которому мне идти. Компактной группой, где не нашлось места даже ректору, мы проследовали к сцене и остановились за кулисами, на этом настоял Терещенко, хотя ректор был очень недоволен, хотелось посидеть за столом рядом с кандидатом в президенты, который не просто кандидат, теперь это все понимали, а настоящая историческая личность…

Это я – историческая личность, напомнил я себе. В самом деле историческая, без дураков. Предыдущие президенты России останутся в памяти разве что компьютеров, из людей мало кто вспомнит, кто правил Англией во времена Шекспира, Испанией – во времена Сервантеса и как звали царя во времена Некрасова или Тургенева. Запоминаются только те, кто круто поворачивает историю: Александр Македонский, Цезарь, Наполеон, Гитлер, Линкольн, Петр Первый, Ленин, Мао Цзэдун… запомнится и самый последний президент России, у которого, кстати, будет самое короткое правление – точно попадет в Книгу рекордов Гиннесса.

Первым говорил мэр города, рассказал собравшимся обо мне, как будто те впервые о таком услышали и должны неописуемо изумиться, причем наговорил такого, что даже Когут и Уланцев начали коситься на меня с удивлением и даже подозрительностью в глазах. Затем слово ректору, этот наговорил еще больше лестного, что и понятно: для него важнее всего то, что воссоединение с остальным цивилизованным человечеством – под которым он понимал, ессно, Европу и Америку – даст возможность выпускникам его универа применить полученные знания не только в Урюпинске, но и в крупнейших университетских центрах Соединенных Штатов, ведь наши студенты, как известно, самые поездатые в мире.

Я начал терять терпение, но организаторы вечера ухитрились после ректора выпустить на трибуну еще и молодую и чересчур красивую девушку, настоящую куколку. От имени студентов заверила, что приветствуют кандидата в президенты, рискнувшего выступить с такой революционной программой, в универе идут ожесточенные споры, но, независимо от позиции спорящих, все соглашаются, что вы, Борис Борисович, великий человек!

Она сошла под аплодисменты, и ректор, как хозяин, наконец предоставил слово мне. Я быстро прошел до трибуны, Терещенко говорил, что это самое опасное место, вообще-то лучше преодолевать бегом, пригнувшись, а еще лучше – кувырками, что вызовет нездоровый интерес студентов, так что уж проберитесь, Борис Борисович, побыстрее за ящик, а оттуда старайтесь не высовываться и ни в коем разе не вздумайте выйти и встать рядом, как любите…

Я беззлобно придвинул микрофон ближе и всмотрелся в зал. Внезапно по телу прошла дрожь, что вообще-то дурь: сколько лет я читал с этого места лекции?

– Здравствуйте, – сказал я, – племя молодое и, я не могу сказать, что незнакомое. Очень знакомое! Да, я преподавал здесь много лет, но мы знакомы по-другому. И знакомы настолько, что я, выполняя не высказанную и, возможно, еще даже не сформулированную вами волю, составил новую программу выхода России из суживающегося тупика… с одновременным спасением из тяжелейшего кризиса всей западной цивилизации!

Все смотрят заинтересованно, еще никто не выкрикнул ничего оскорбительного, что вообще-то удивительно: студенты, как и любая молодежь, движимы эмоциями. Разница с подростками с улицы лишь в том, что здесь могут подобрать клички поостроумнее и злее.

– Не надо забывать, – продолжил я, – и то, что мы, русские, даже в нынешнем ошметочном состоянии россиян – непредсказуемы. Предсказуемы обычно простые люди с их обычными желаниями: есть, спать, трахаться. С такими людьми всегда понятно, как они поступят, потому ими легко уп­равлять, их поступки легко предсказывать на десятилетия вперед. Даже на всю жизнь. То же самое – с народами, состоящими из таких простых человечков.

Я перевел дыхание, покосился на внимательно слушающих за столом президиума мэра, ректора и прочих знатных людей, хорошо, хоть шоуменов не пригласили, слава богу, сказал громче:

– Не то с народами, где сильны мессианские настроения, а таких осталось только два: иудеи и русские. У обоих слишком сильны понятия духовности, и хотя русские уже и сами не понимают, что это такое, во всяком случае, ни один не объяснит толком, а будут долго и туманно мямлить о величии духа, а потом разозлятся от собственной косноязычности и пошлют вас. Далеко пошлют… Управлять такими трудно, ибо русские хоть и вроде бы европейцы, но в то же время и под танки бросались со связками гранат, и своими телами закрывали амбразуры, и на тараны шли тысячами – куда там боевикам с поясами шахидов! А люди, у которых настолько сильны честь, достоинство, преданность Родине, – ну никак не годятся для простых методов управления. Но даже самые сложные и дорогие методы могут отказать в самую решающую минуту, ведь народ, у которого в сознании и даже в подсознании так глубоко это «не в деньгах счастье», вдруг да плюнет на красивую приманку и преспокойно свернет с ровного и ухоженного шоссе ради какой-то извилистой петляющей тропки, где и рытвины, и ухабы, и ямы.

Ректор сказал громко, вроде бы только для меня, но в зале услышали его и без микрофона:

– Вы такую хвалу закатили русским, что я даже не знаю, стоит ли нам к кому-то присоединяться?.. мы ведь лучше всех!

Я ответил серьезно:

– Может быть, и лучше. Но эта лучшесть не способствует выживанию. Тем более процветанию. Но с процветанием – хрен с ним, а вот шансов на выживание у интеллигента с духовными запросами в диком лесу намного меньше, чем у простого мужичка из низов. А мир пока что – дикий лес! Как-то в годы моей молодости делали классификацию, мол, Германия – страна военных и классической философии, Франция – искусство, Италия – страна певцов, Англия – промышленность и прагматизм, Россия – духовная культура… Так вот сейчас Германия давно уже не страна военных, культ мундира сошел на нет, о философии никто и не знает, Франция смотрит штатовские боевики и мелодрамы, Италия просто спит на ласковом солнышке, Англия всего лишь королевский пудель, привязанный к американскому бронетранспортеру, только у России ее духовность как была, так и осталась тяжеленным камнем на шее. А впереди, кстати, еще не один заплыв!