Пёс войны и боль мира - Муркок Майкл

У меня не было шрамов на лице, никаких отметин от болезней, и мое здоровье было таким, что при необходимости я сам мог поддерживать свой авторитет.

Люди считали меня хорошим командиром и хорошо служили под моим началом. Я получил заслуженную известность, а с ней и прозвище, которое часто использовалось вместо моего настоящего имени — Пес войны. Говорили, что я рожден для войны, и это мне льстило.

Я родился в семье набожного дворянина, живущего в своем родовом замке. Он заботился о своих арендаторах и их благополучии, чтил Бога и высоких господ и был воспитан в понятиях прошлого, если не в традициях греков и римлян, и когда пришел час, по своим мировоззрениям и представлениям был причислен к лютеранской вере. Среди католиков он был известен своим дружелюбием, а однажды он спас одного еврея, которого разбушевавшаяся толпа хотела убить на городской площади. Можно сказать, что он был терпим к любому созданию божьему.

Когда мать после рождения моей младшей сестры (я был единственным сыном) умерла во цвете лет, он очень горевал и умолял Бога забрать его вместе с нею на небеса. По прошествии времени горе притупилось, и, следуя божественному велению, он стал заботиться о слабых и бедных и все свои дни тратил на попытки вернуть этих бедняг на путь и стинный.

Меня обучали музицированию и танцам, фехтованию и верховой езде так же, как латинскому и греческому языкам. Я был ознакомлен со священным писанием и комментариями к Библии. Обо мне заботились, чтобы я хорошо выглядел, был мужественным и богобоязненным, и каждый человек в замке Бек любил меня.

К 1625 году я стал хорошо образованным и убежденным протестантом, лишь отчасти интересующимся интересуется войнами и другими делами, происходящими в мире.

Но однажды я критически взглянул на свое существование и с этих позиций решил пересмотреть критически свои взгляды на Господа и все то, что я узнал о нем.

Следуя своим убеждениям, я принял участие в военной кампании и был принят на службу к Великому королю Кристиану Датскому, обещавшему тогда помощь бемским протестантам.

Под началом короля Кристиана служил целый ряд господ и их слуг — все без сомнения протестанты, почти все набожные. Войско состояло из выходцев из Франции, Швеции, Богемии, Австрии, Польши, России, Венгрии, Фламандрии и других стран, таких, как Испания, и конечно же, представителей почти всех германских земель.

Получив порядочную долю разочарования, я был полон презрения к безответственным мечтаниям и выяснил, что мои соратники имеют полный комплект таких недостатков, как врожденная злость, ненависть и безбожность, независимо от того, были ли это принцы, дворяне или крестьяне.

К 1626 году я научился лгать так же гладко, как и остальные военачальники, более или менее известные, во имя того, чтобы достичь целей, которых никакими другими путями достичь невозможно. Что касается меня лично, то я не слишком заботился о своем одиночестве и во всем полагался только на удачу.

Маглебург, как ничто иное, подтвердил мои взгляды на жизнь: к тому времени, когда мы покинули город, большинство из его тридцати тысяч жителей было уже мертво. Из пяти тысяч выживших практически все были женщинами, и в их судьбе сомневаться не приходилось.

Тилли, благодаря своему безумию, разрешил католическим священникам предпринять попытку переженить женщин и мужчин, которых он захватил силой, но все эти старания пропали впустую.

Необходимое для продолжения кампании продовольствие сгорело вместе с городом, удалось спасти только вино, и в именно им мои люди заполняли пустоту своих желудков.

Разумеется, все они перепились. Маглебург переполняли люди и трупы, и зачастую нельзя было точно определить, где мертвый человек, а где мертвецки пьяный.

Среди моих солдат прошел слух, что Фалькенберг, фанатичный протестант, хочет полностью предать город огню, чтобы в нем уже никогда не могли жить католики, но для умирающих и раненых это уже не играло никакой роли. И последующие годы протестантам приходилось представлять маглебурскую «милость»-убежище католикам, но теперь каждый, кто считал Фалькенберга Инициатором поджога, желал ему долгих лет жизни и называл Маглебург протестантской «Лукрецией», которая защищала их честь ценой жизни. Мне все это было безразлично. Вскоре я отдалился от Маглебурга и моих солдат на день пути. Когда я перевалил горы и достиг первых дубовых рощ северных отрогов великих Тюринских лесов, угарная вонь и болезни остались позади.