Куда приводят мечты - Матесон Ричард

Вздрогнув, я открыл глаза. Несмотря на всю мерзость творящегося тут, я предпочел видеть окружавшие меня картины, нежели те, что предстали перед моим мысленным взором.

– Противься их мыслям! – закричал Альберт. – Не позволяй им себя ослабить!

Я взглянул на него с бессловесным ужасом. Он уже догадался?

Я пытался сопротивляться. Роберт, как я старался! Пытался избежать зловещих картин и звуков, постоянно насылаемых на меня этими людьми, а также запахов, вкуса и ощущений этого места. «Энн здесь быть не может», – говорил я себе.

Я не собирался позволить себе в это поверить.

И вдруг, словно существовала какая-то связь с моей мыслью об Энн, мое сознание начало заполняться безграничным отчаянием и болью.

Могу лишь сказать, что в моей жизни не было ничего подобного. Ибо материальный мозг не способен одновременно манипулировать множеством мыслей, в то время как духовное сознание может впитывать многочисленные впечатления. Даже мой рассудок, находившийся в тот момент в состоянии упадка, должен был обладать этим свойством.

Эти впечатления были подобны брызгам кислоты, выжигающим мой рассудок. За существование в моем сознании боролись полная безнадежность и скорбь. Подо мной, подобно бездонной пропасти, разверзлась глубокая меланхолия. «Энн здесь нет». Эта мысль стала моим единственным утешением.

Только не среди этих.

Я вскрикнул от ужаса, когда к нам, пошатываясь, подошел мужчина, одетый в остатки, скорее всего, тоги, почерневшие лохмотья которой свисали с его тела. Его конечности были совсем бесплотными, почти как у скелета. Протянутые к нам руки напоминали когтистые лапы хищной птицы, а ногти – черные когти. Искаженное уродливое лицо едва ли можно было назвать таковым. Маленькие красные глазки сверкали, в омерзительном раззявленном рту виднелись зубы, напоминающие желтые клыки.

Почти все его лицо разложилось, из-под гниющей плоти проглядывали серые кости. Когда он схватил меня за руку, я закричал от ужаса, и от его прикосновения во мне поднялась волна сильной тошноты.

– Там! – вскричал он, указывая куда-то когтистой рукой.

Я невольно посмотрел по направлению его руки и увидел мужчину, тащившего какую-то женщину к одному из зловещих прудов с вязкой жидкостью. Она визжала, не помня себя от ужаса, и эти вопли резанули меня, как бритвой.

Узнав ее, я вновь закричал:

– Энн!

– Крис, не надо! – предупредил Альберт. Слишком поздно. Я уже оттолкнул его руку, освободился от его отчаянной хватки.

– Иду! – закричал я, устремившись к Энн.

«Весь ад сорвался с цепи».

До тех пор я не знал истинного значения этой фразы.

В тот миг, когда я вырвался от Альберта, его защита пропала и ко мне бросилась толпа существ, вопя в приступе демонического ликования…

Они быстро приближались, и я с содроганием понял, что тот человек сыграл со мной злую шутку. Знал ли он, что я разыскиваю жену? Неужели он был настолько коварен?

Как бы то ни было, он лишь заставил меня поверить, что это Энн. Но я уже понял, что это не она. В тот же миг, как я вырвался от Альберта, лицо женщины прибрело столь же отталкивающий вид, что и у остальных.

Резко остановившись, я тщетно пытался повернуть назад, в дикой панике кидаясь во все стороны.

Бесполезно. Едва я начал отступать, как они с визгом набросились на меня со всех сторон, пытаясь схватить.

Я споткнулся и потерял равновесие, попробовал удержаться, но не смог. Со всех сторон раздались вопли дикого ликования. В ужасе закричав, я рухнул на каменистую почву, а чудовища навалились на меня сверху, раздирая мне лицо и тело когтистыми лапами, разрывая одежду и плоть.

Перед глазами неясно маячили лица – некоторые обуглившиеся, другие багрово-красные, все обезображенные шрамами, ожогами или язвами. У некоторых и вовсе не было лиц, а на их месте – мешанина из волос и костей.

Я пронзительно выкрикнул имя Альберта, потом с отвращением почувствовал, как в мой открытый рот, в уши и глаза залетает рой мух. Этих тварей, похоже, возбуждала моя беспомощность. Я пытался их выплюнуть. Я бешено колотил по глазам и ушам руками.

Я снова попытался позвать Альберта, но смог издать лишь какой-то булькающий, захлебывающийся звук, поскольку целый рой мух начал забивать мою глотку. Тогда я попробовал надавить себе на желудок, чтобы вызвать рвоту, но орущие и визжащие монстры не дали мне этого сделать. Они возили меня по земле на спине, дергали за руки и ноги, пинали, хриплым визгом выражая свой сумасшедший восторг по поводу моего бессилия.

Свет, который я нес, теперь фактически погас. Вокруг себя я видел лишь мечущиеся силуэты и тени. А слышал только вопли безумной радости, когда меня волочили по земле, разрывая одежду и раня кожу об острые как бритва камни. И еще жужжание мух.

«Альберт! – в муках мысленно призывал я. – Умоляю, помоги мне!»

Теперь полная темнота. В ушах оглушающее жужжание мух, ощущение такое, словно они сотнями заползают в рот и глотку, под вытаращенные глазные яблоки.

И вдруг я почувствовал, что меня погружают в ледяную жидкость, толкают вниз.

Меня сразу переполнило чудовищное ощущение – сочетание всех мыслимых отвратительных оттенков вкуса и запаха.

Я почувствовал, как когтистые руки толкают меня глубже в эту жидкость. Я пришел в еще больший ужас, когда – как это было возможно? – под поверхностью жидкости меня начали хватать другие руки.

Я попытался закричать, но лишь издал придушенный булькающий звук, а меня все продолжали тянуть вниз, передавая из одних невидимых рук в другие, погружая глубже и глубже в гибельные глубины.

Теперь ко мне начали липнуть тела, почти скелеты, с лоскутами гниющей плоти. Глаза у меня были плотно закрыты, но я тем не менее видел их лица. Лица живых мертвецов, глядящие на меня горящими, полными ликования глазами, пока я опускался ниже и ниже.

«Энн! – подумал я. Сознание мое начало угасать. – Я обманул твои ожидания!»

Я сел, выпрямившись, и вскрикнул от изумления.

Рука Альберта покоилась на моем плече, а я не мигая глядел на него.

Наконец я осмотрелся по сторонам.

Мы сидели на бесплодной серой равнине, под синевато-серым тусклым небом. Над ее бесконечным застывшим простором завывал холодный ветер.

И все-таки, Роберт, скажу тебе, эта равнина казалась раем по сравнению с тем местом, где я побывал.

– Как тебе удалось меня спасти? – спросил я. То, что я находился рядом с ним, было выше моего понимания.

– Ты был в их лапах всего несколько мгновений, – объяснил он.

– Несколько мгновений? – От удивления я разинул рот. – Но они повалили меня на землю, потащили к пруду и бросили под воду, где…

Он с мрачной улыбкой покачал головой.

– Ты все время находился у меня перед глазами, не более чем в нескольких футах. Они прикасались к тебе только мысленно.

– Господи! – Я невольно вздрогнул. – Это, наверное, и есть ад. Точно.

– Один из них, – откликнулся Альберт.

– Один? – Я уставился на него в смятении.

– Крис, – сказал он, – есть преисподние внутри ада.

Мы шли по широкой серой равнине, протирая подошвы сандалий о каменистую почву.

– Единого места под названием «ад» не существует, – объяснял Альберт. – То, что люди назвали адом, – это вакуум, в котором обитают после смерти неразвитые души. Этот тот уровень существования, над которым они не могут подняться, поскольку не в состоянии мыслить абстрактно, а беспокоятся лишь о мирских делах.

– Тогда зачем нам пришлось туда пойти? – спросил я. – Наверняка Энн…

– Могу лишь сказать, что сигналы, если можно их так назвать, вели туда, – сказал Альберт. – И, слава Богу, ведут оттуда.

– И мы по-прежнему им следуем? – озабоченно спросил я.

Он кивнул.

– Полагаю, сейчас мы уже близко.

Я посмотрел во все стороны, не видя ничего, кроме безжизненной равнины.

– Как это может быть? – спросил я.

– Наберись терпения, – молвил он. – Еще совсем немного.

Мы некоторое время шли в молчании. Потом, что-то вспомнив, я произнес:

– Тот человек, что меня обманул…

– Трагическая фигура, – сказал Альберт. – Большую часть жизни он занимался тем, что причинял другим людям физические и психические мучения. Его преступления, обернувшись против него, на столетия сделали его пленником этого места. Вопреки тому факту, что воспоминания о каждом из его чудовищных деяний навечно отпечатаны в его памяти, он до сих пор нисколько не раскаивается и не сожалеет о своих поступках. И это весьма прискорбно.

– Почему ты называешь его трагической фигурой? – спросил я, вспоминая злобное, беспощадное лицо этого человека.

– Потому что, – ответил Альберт, – в Древнем Риме он вел жизнь не преступника, а вершителя правосудия.