Самый далекий берег - Бушков Александр

– Что делать, – сказал Кирьянов, откинувшись на деревянную спинку в приливе блаженной, легкой усталости, перетекавшей в полное довольство жизнью. – У меня просто не было времени выдумать для тебя какую-нибудь красивую историю с галактическими вихрями, злобными монстрами и ломящимися через все преграды сверкающими звездолетами. Но я попытаюсь, обязательно.

– Не надо, – серьезно сказала Тая. – Хватит, наслушалась… Я очень рада тебя видеть, это прекрасно, что ты вернулся… Ты не думай, что я такая уж дура. И потом, каждый генерал был когда-то офицером, я генеральская дочка не так уж давно, года два… Насмотрелась. Появляется бравый офицер, пригожий и лихой, начинает нравиться, даже тянет глупостей наделать – а потом пропадает куда-то, и когда сдуру спросишь в лоб, все начинают глаза отводить, в пол смотреть с таким видом, что все ясно делается. И ничего уже не вернешь, вот что скверно. Я так рада, серьезно…

Она опустила голову, глаза были ясными и умными, а во всей позе сквозила такая беспомощность, что у Кирьянова сердце защемило совсем даже позабыто – черт знает сколько лет назад обнаружил, что влюбляться разучился, повзрослевши, утилитарного цинизма преисполнившись…

И он попросту взял ее за руку, сжал узкую теплую ладонь, снова во власти самых откровенных желаний, но еще и нешуточной нежности, как встарь, в былые времена, оказалось, вовсе не ушедшие безвозвратно.

Тая медленно подняла голову, встретила его взгляд, чуть растерянно улыбнулась, и от этой улыбки спасения абсолютно не было, он понимал, что погиб. Вот именно здесь, над этим озером, на скучной пустой планете взял и погиб.

– Видимо, это все-таки судьба, – тихо сказала Тая. – Не зря же я за тебя беспокоилась и места себе не находила, случайно такого не бывает… Нет, подожди.

Она гибко высвободилась, встала, нагнулась, выдернула из-под скамейки клетчатый плед и решительно встряхнула, разворачивая, так что он, словно волшебный ковер, устелил всю беседку, совершенно закрыв старые некрашеные доски, мягкий и пушистый. Сбросила туфельки, прошла на середину, опустилась на колени и, уронив обнаженные руки, сказала:

– Иди сюда, что мы будем друг перед другом старомодную комедию разыгрывать, обоим же хочется…

…Скучной и унылой эту планету отныне язык не поворачивался назвать, ей следовало срочно подыскать какое-то другое определение, но бравый обер-поручик Кирьянов был пока еще решительно неспособен к трезвым размышлениям. В голове царила сладкая, восхитительная пустота, когда он, нимало не озаботясь неумолимым бегом времени и ночной порой, сидел в беседке в счастливом одиночестве и смотрел на озеро с застывшей на лице бессмысленной улыбкой довольного жизнью человека.

Беседка по природе своей краснеть была не в состоянии, а вот у него до сих пор приятно горели уши, когда вспоминалось все, что было ему позволено, все изощренные фантазии и откровенные забавы при отсутствии и тени ханжества. Говоря проще, он был вымотан и опустошен, но горд собой – все было искренним и неподдельным, опровергавшим расхожие штампы о беспутных генеральских дочках и донжуанах в погонах. Настолько искренним и неподдельным, что ему было чуть жутковато.

Плохо только, что подобную лирическую нирвану ухитряются бесповоротно опошлить не только на Земле, но и под другими звездами…

Совсем неподалеку, в стороне Старого Корпуса, с оглушительным по причине тишины и безлюдья звоном разлеталось что-то стеклянное, вмазавшись со всего разгону во что-то твердое. А вслед за тем послышалось нечто среднее между кличем пещерного человека и уханьем уэллсовского марсианина, каким оно представлялось читателям классики.

«Мать вашу, и сюда добрались», – подумал Кирьянов без особенной злости, потому что любил сейчас весь мир, включая молчаливого ползучего особиста. Взглянув на часы, он присвистнул, виновато хмыкнул и вышел из беседки. Возле Старого Корпуса притихли, но, проходя мимо, он увидел на ступеньках здания с вывеской две темные фигуры. Судя по ярко-алым огонькам сигарет, это были не призраки.

– Стой! – жизнерадостно рявкнули оттуда. – Эй, Благородный Дон, а ну-ка предъяви подорожную!

Он спокойно развернулся в ту сторону и, ухмыляясь, ответил в том же высоком стиле:

– Хамье, вы же неграмотны, зачем вам подорожная?

– Потому что – бдительность, и враг не дремлет! – взревел уже другой голос совершенно не по тексту.

Кирьянов подошел, присмотрелся. На ступеньках восседал Митрофаныч, баюкая в руке бутылку, а рядом помещался кто-то незнакомый, с погонами майора и аккуратно подстриженной шкиперской бородкой.