Самый далекий берег - Бушков Александр

– Да нет, – торопливо ответил кто-то другой. – Баб дерет, как нормальный.

– Это великолепно, – задумчиво произнес человек, определенно бывший здесь старшим. – Это замечательно… Упрощает задачу. Хоть он и не Кащей Бессмертный, но смерть у него в яйце…

В круге света появилась рука в черной кожаной перчатке. Кирьянов прекрасно видел рукав старомодной гимнастерки – из хорошего материала, светло-зеленый, с вышитой красным и золотым эмблемой на рукаве. Там были щит и меч, там были серп и молот, но центральное место занимала восьмиконечная звезда с разновеликими лучами, в точности такая, как на рукаве его собственного кителя… Все это было настолько нелепо и жутко, что у него пропал голос.

Простыня отлетела в сторону, рука в черной перчатке обхватила его гениталии и легонько надавила, самую чуточку, но и этого хватило, чтобы взвыть от тупой боли. Правда, один из стоявших по бокам тут же зажал ему горло, и вопля не получилось.

– Это, как вы понимаете, легонькая демонстрация, – сказал старший. – Но если ты мне начнешь целку изображать, давану уже по-настоящему, от души. Только хрупнет… Ну, ты будешь колоться или как?

– Идиоты! – прохрипел Кирьянов, смаргивая выступившие на глазах слезы от боли. – Кирьянов моя фамилия, никакой я не Гурьянов, при чем тут Троцкий? Вы куда вломились, дуболомы?

– Интересно, – сказал старший, не убирая руки. – Несколько неожиданный поворот беседы…

– Сергей Семенович… – послышался рядом почтительный шепот.

– Ну?

Шепот стал вовсе неразборчивым и откровенно взволнованным.

– Твою мать… – с чувством произнес старший. – Точно?

– Посмотрите вон…

– Вот именно, идиоты, посмотрите! – придушенно произнес Кирьянов, чувствуя на горле сильные пальцы. – В столе, в верхнем ящике, там все написано…

– Коля… – веско произнес старший.

Послышались шаги, легонький скрип выдвигаемого ящика. Кирьянов зло хмыкнул. Там, в верхнем ящике, лежала оформленная по всем здешним правилам грамота на орден, выполненная на левой половине какими-то загадочными знаками, а на правой – классическими русскими буквами. Красивая грамота с голограммами, печатями и эмблемами, где синим по светло-желтому были прописаны его звание и фамилия с именем-отчеством.

– Сергей Семенович… – произнес невидимый Коля убитым тоном гофмаршала, у которого посреди большого королевского приема вдруг упали шитые золотом панталоны, открыв ситцевые трусы в дырках и заткнутую за резинку оных украденную золотую ложку с алмазным вензелем сурового монарха…

– Что?

– Вы уж сами посмотрите…

Старший встал, исчез в темноте. Вспыхнул узкий луч фонарика, послышалась энергичная матерщина. Тут же вернувшись, старший склонился над распластанным Кирьяновым:

– Это что, четвертая плоскость?

Ободренный впервые зазвучавшими в этом голосе нотками неуверенности, Кирьянов злорадно ответил:

– Представления не имею, четвертая или пятая с половиной. Одно знаю: вас, клоунов, здесь быть не должно, вы куда-то не туда забурились, идиоты! Не знаю, как там у вас, не бывал, а у нас Троцкий лет шестьдесят как помер!

– Приятно слышать… – сказал старший, отчаянно пытаясь обрести прежний напор. – Ну, полежите пока…

По комнате метались уже три луча сильных фонариков. Кто-то вышел в кабинет и вскоре вернулся, протянул испуганно и тоскливо:

– Сергей Семенович, бля буду, это не та плоскость…

– Вы бы хоть компас завели, Колумбы! – воскликнул приободренный Кирьянов.

– Тихо, тихо, – посоветовал старший не особенно и помягчевшим голосом. – Не выступайте, не на трибуне… Ну что, товарищи дорогие? Не опять, так снова? Быстренько определите меж собой, кому из вас раком становиться – потому что кому-то непременно придется…

– Сергей Семенович… Расчетчик сбился, показал в правом окошечке не пятерку после запятой, а…

– Расчетчик – машина тонкая и где-то даже умная, – сказал старший. – Но вот в блудливых рученьках она… Ладно. Извините, товарищ Кирьянов, простите великодушно, обшибочка вышла, никто не гарантирован и не застрахован… Случается из-за таких вот разгильдяев, чего уж там… Виновные, как говорится, понесут…

Правда, особого раскаяния в его голосе не чувствовалось, скорее уж легкая досада.

– Сергей Семенович…

– А?

– Это, точно, четвертая… Плоскость «Зет». Хозяйство Зорича.

– Ну и?

Голос предложил с нешуточным азартом: