Баймер - Никитин Юрий Александрович

– Да надо ли? – слабо возразил я, но очень слабо. Против машины возражать как-то трудно. – Я не хочу, чтобы это ложилось каким-то финансовым бременем на игру…

Он отмахнулся:

– Никто покупать тебе машину и не собирается! Размечтался. Старенькую возьмешь. И офис снимать для тебя не собираюсь. Просто выделим комнатку в одном из… моих помещений. Просто ты теперь глава одного из подразделений. Хоть хилого и вообще экспериментального, но все же должон отличаться от рядовых, кто на метро да на трамвайчике!

Мы подходили к его кабинету, я как-то невольно выпрямил спину. Со стороны полупрозрачной и ставшей нематериальной фигуры Конона все еще идет звук на уровне первых саундбластеров, но я уже ничего не слышал, ибо вот-вот девушка в очках с розовыми стеклами вскинет… нет, просто поднимет голову, глаза ее строгие, лицо чистое и безукоризненное, как у Снежной королевы. Ее взгляд сразу же отыщет меня… ну, пусть не сразу, но все же посмотрит, я оживу, оживу…

Дверь даже не отворилась, а как бы исчезла, как в дьябле, или я просто ни хрена не замечаю, комната залита ярким солнечным светом, что меня не удивило: ангелы сами излучают свет. Вероника вскинула голову, глаза ее, против ожидания, сразу поймали меня в прицел, но тут же я рухнул в бездонную пропасть, где мрак, тьма, холод и вечная сырость – Вероника перевела взгляд на Конона, голос ее прозвучал не столько нейтрально, а чересчур заботливо, гораздо заботливее, чем должна говорить секретарша, пусть даже личная, персональная, бытовая:

– Илья Юрьевич, вам звонил Колесников. Просил перезвонить, когда освободитесь.

Он поморщился, кивнул:

– Хорошо. Соедините. Я возьму в кабинете. Ко мне пока никого не пускайте. А ты, Андрий, посиди пока здесь.

Мановением длани отправил меня куда-то в угол. Вероника смотрела без любопытства. Я тоже изо всех сил старался смотреть на нее, как на секретаршу, что знает три команды: «стоять», «лежать» и «факс». Основное назначение всех секретарш – создавать шефу условия для работы. Это значит, что, если устал, должна подать кофе даже без его напоминания. Если у него гормоны начинают мешать работе мозга, тут же должна привести в гормональное равновесие. Более того, точно так же, как хороший секретарь подает заработавшемуся шефу кофе и бутерброд, доверяя своему чутью и опыту, так и за гормонами она должна следить тоже без напоминаний. Ее хозяин должен быть информирован, накормлен, бодр, помнить обо всех встречах, а при взгляде на входящую в кабинет женщину не должен представлять, как он ее поставит, перевернет…

Судя по ее идеальной фигуре, она вполне может обеспечить Конону гормональное равновесие, а если судить по умному строгому лицу, она в состоянии отбирать для нанимателя интересующую его почту, а остальной рекламный мусор выбрасывать в корзину.

Она внимательно посмотрела мне в глаза:

– Вам что-то нужно?

– Да нет, – пробормотал я. – Я просто… жду. Мне Илья Юрьевич велел подождать здесь.

Она милостиво наклонила голову. У нее это получилось по-королевски, красиво, с достоинством. Ее серые глаза выглядели строгими, понимающими, только губы показались мне чересчур полными, даже толстыми. Такие в старину звали вафельницами.

– Ждите, – разрешила она. – Если это надолго, то я могу сделать кофе. Если, конечно, вы уже допущены до такого ритуала.

Я не сразу понял, что она шутит, лицо ее оставалось аристократически строгим. Ответить не успел, да и не нашелся сразу, я из тех умников, кто долго шарит в карманах, перебирая сто тысяч слов, ведь за словом в карман не лезут только убогие, у которых наготове десяток фраз Эллика-людоеда, а я самый крутой остроумец уже на лестнице, а то и на улице, за два квартала от того места, где надо мной насмеялись…

Открылась дверь, вошел человек, в котором я сразу признал бухгалтера. Он даже больше походил на деревенского счетовода, а еще такими изображали в старых фильмах мелких партийных работников: плотненький, в свободном белом костюме, круглое розовое лицо, белый картуз пятидесятых годов, под рукой раздутый объемистый портфель, уже потерявший цвет и форму.

– Здравствуй, Вероника, – сказал он скрипучим, как ножом по стеклу, голосом. – Как ты загорела… Даже жаль!

– Почему? – удивилась она.

– Ну, такая аристократка, а почернела, как простая крестьянка.

Он начал выкладывать на соседний стол пухлые папки, книги, растрепанные брошюры, целый набор ручек, хотя в нагрудном кармане торчат колпачки паркеровских штучек. Я с любопытством ждал, когда же появятся легендарные счеты, это такой калькулятор в деревянной рамке, где по проволочкам бегают крашеные деревянные колесики. Не сами бегают, конечно, их надо пальцами туды-сюды.

Наконец он обратил взор на меня. Изучал несколько мгновений, я молча выдерживал его взгляд. Сейчас меня почему-то больше интересовало, как меня видит эта почерневшая аристократка.

Человек, похожий на бухгалтера, представился:

– Николай Николаевич Хренсман. Как говорится, нет такого слова в русском языке, которое не могло бы стать фамилией еврея! Я тот, кто постоянно ворует деньги хозяина и постоянно переводит на свои заграничные счета. Документацию запутал, налоги не плачу, но и хозяину тоже шиш. Словом, вот такое я говно. Илья Юрьевич велел мне взять и вас под свой контроль. Я имею в виду всю финансовую часть, что касается задуманной им… фу, некой игры.

Сердце мое радостно прыгнуло. Кровь бросилась к щекам, я уловил ее жар, а я не так загорел, как эта аристократка, на мне все как на дрозофиле, и от этой мысли мне стало еще жарче, а уши вспыхнули как бенгальские огоньки.

Я развел руками.

– Но если учесть, что я в бухгалтерии полный ноль… и не собираюсь учиться, то будем как-то уживаться. Я подпишу все бумаги, кроме смертного приговора.

Хренсман удивился:

– Вы против смертных приговоров?

– Применительно к себе, – объяснил я. – А всяких там негров, евреев, коммунистов и цыган – всегда пожалуйста! А теперь еще и лиц кавказской национальности. И юсовцев, само собой.

Он кивнул:

– Тогда сработаемся. Я не коммунист и не еврей, что странно, теперь все евреи, и не лицо… Вроде бы даже не совсем негр, хотя пашу все-таки как бушмен на плантации.

В приемную вошел Сергей, по-свойски кивнул секретарше, бухгалтер не оглянулся, Сергей сказал насмешливо:

– Да негры теперь не очень-то пашут! Им интереснее получить пособие по безработице, его хватает, а в остальное время нюхать коку и репить.

– А я старый негр, – пояснил бухгалтер. – Который еще на плантации. Под кнутом плантатора… гм… из обкома партии. Ну, словом, раз уж вы, Андрий, теперь элпээрик, то на все покупки берите чеки, их сдавайте мне. У нас все-таки… или все еще – плановое хозяйство.