Вирусапиенс - Гатаулин Сергей

– Профессор? – широко распахнув глаза, Анатолий всматривался в знакомое лицо.

Девица, получив временную свободу, потянулась к поясу, но Анатолий вновь перехватил её руку.

– Галочка! – подчеркнуто вежливо произнес он. – Я по вашей терминологии – разумчек. Со мной лучше договариваться, чем воевать.

Вспоминая сиреневоштанного тюремщика, он ощупал ухо и с удивлением обнаружил, что плейт исчез, только там, где ушная раковина переходит в слуховой канал, появилась небольшая опухоль.

– Что это? – прорычал он, надавливая на мягкую шишку. – И где плейт?

Девушка попыталась вырваться, но Анатолий лишь сильнее сжал ее запястье и она успокоилась.

Сжатые алые губки, зеленые глаза – Анатолий вдруг понял, что хорошо знает это лицо.

– Вы не очень-то похожи на замороченного плейтом творчека, – Галочка прищурилась. Свободной рукой коснулась уха телохранителя и быстро нашла припухшую выпуклость. Сморщила лоб и совсем по детски надула губы, благодаря чему стала похожа на маленькую испуганную девочку. – Зачем вам гипноиндуктор?

– Без этой игрушки в ваших краях полиция достает, – пояснил Анатолий, отпуская тонкие руки знакомой незнакомки.

Сзади – там, где пребывал «Медведь в отключке» – послышался осторожный шорох.

«Пробудился хищник, – решил Анатолий, стараясь не выказывать своей готовности к бою. – Попробует или нет?»

– Кха! – невидимый Медведь вытолкнул воздух, и в поле зрения напрягшегося телохранителя возник квадратный башмак.

Удар был прицельный – прямо в висок, но пришелся в пустоту. Анатолий на секунду исчез с глаз противника, чтобы тут же появиться за его спиной.

– Ну вот и славненько: решился, попробовал! Медведь должен быть хищником, – произнёс молодой человек, толкнув атакующего в плечо. – Как вы себя чувствуете, Дмитрий Степанович? – спокойно поинтересовался он и, быстро смещаясь в сторону, шагнул вперед.

Медведь застыл на месте, вытянувшееся лицо побелело, расширенные глаза скользнули по лицу Анатолия и застыли.

– Кто ты? Откуда знаешь? – забормотал он. Напрягся, устремляя взгляд вглубь себя, как если бы искал ответы на свои же вопросы, но вместо этого родил самый правильный вопрос. – Откуда ты?

Анатолий вспомнил розовый асфальт, клоунов-милиционеров, усаживаясь на трубу коллектора, устало произнес:

– Меня больше интересует, где я?

Плечи телохранителя поникли, голос затих, взгляд опустел.

* * *

Время замедлилось. Растягивая мгновенья в минуты, оно превратилось в тягучий сироп, в котором маленькой безвольной мушкой барахталось ускользающее сознание. Собрав остатки воли в кулак, профессор схватил своё «Я» за хвост и вытащил его на поверхность сознания. Пока его внутренняя сущность не исчезла, поспешил открыть глаза.

Он лежал на заснеженном асфальте. Рядом торчал из сугроба наполовину высвобожденный «Пассат». Выглянув из-за колеса, в которое он уперся головой, профессор решил, что бредовое беспамятство ещё не до конца отпустило его сознание. Невысокий мужчина лет тридцати, обмотанный куском простой материи, стоял посреди двора и как-то лениво взирал на мечущееся около машин безумное существо, лишь отдаленно напоминающее человека.

Лёгкая накидка, светлые кучерявые волосы, волнистые бородка и усы. Проницательные глаза, пылающие внутренней силой. Стоп! Один глаз едва заметно отличается: он как бы новее и ярче другого, словно его только что вставили в пустую глазницу.

«Виремельян!» – догадался Медведев, рассматривая преобразившегося молодого человека.

Подлечивший чужое тело, Вирусапиенс невозмутимо наблюдал за прыгающим вокруг него живым комком ярости и бессильной злобы. Сияющая аура, окружавшая его тело, вспыхивала каждый раз, когда в неё впивался ветвистый разряд. Выстреливая черные молнии, размазанное в воздухе пятно на мгновенье остановилось.

Профессор вздрогнул, наталкиваясь на нечеловеческий взгляд Коваля Ивана Васильевича, вспомнил о своем положении и поторопился подняться на ноги.

Злобная гримаса исчезла, полковник завертелся волчком и, подскочив в воздух, заискрился; превращаясь в энергетический сгусток, ударил огненным смерчем в разинувшего рот профессора.

Реакции Медведева едва хватило, чтобы рухнуть на землю, приняв ставшее привычным положение «упор лёжа». Четырёхколёсный «Боливар» обиженно взвизгнул, принимая на себя удар пылающей струи, засветился, стекая расплавленным металлом на заледенелую землю. Светящаяся лужа быстро провалилась под закипающий снег.