Гиблое место - Кунц Дин

– Хоть я в этой истории ни черта не понимаю, но в одном убежден: я лопал в беду. Да еще в какую беду. Страшно Бобби вздрогнул.

– Беда, – задумчиво повторил он, как бы разговаривая сам с собой.

Джулия поставила банку на стол и объявила:

– Фрэнк, мы займемся вашим делом.

– Вот и отлично, – произнес Клинт и выключил магнитофон.

Бобби повернулся от стола и двинулся к уборной, бросив на ходу:

– Джулия, можно тебя на пару слов?

Они уже третий раз за день уединялись в туалете. Бобби снова закрыл дверь и включил вентилятор.

Лицо его стало совсем серым, теперь оно напоминало детальный карандашный портрет, даже веснушки поблекли. Обычно веселые голубые глаза смотрели невесело.

– Ты спятила? – напустился он на Джулию. – Зачем ты сказала, что мы возьмемся за это дело? Джулия уставилась на него в изумлении.

– Ты же сам хотел!

– Ничего подобного.

– Вот как? Значит, я ослышалась. Сера набилась в уши. Прямо не сера, а цемент.

– Этот тип сумасшедший! С ним лучше не связываться.

– Надо мне сходить к врачу, пусть прочистит уши.

– Все его небылицы…

Джулия подняла руку, оборвав мужа на полуслове. Опомнись, Бобби. Жук – не выдумка. Откуда он взялся? Я такого даже на картинках не видела.

– А деньги? Он же наверняка их украл.

– Фрэнк не вор.

– Что? Кто тебе сказал? Господь бог? Больше некому. Ведь Поллард у нас и часа не пробыл.

– Ты прав, – согласилась Джулия. – Мне сказал господь бог. А я привыкла его слушаться. Потому что ослушников он наказывает – насылает на них стаи саранчи или спалит волосы молнией. Послушай, Фрэнк такой несчастный, такой беззащитный. Мне его жаль, понимаешь?

Закусив губу, Бобби пристально разглядывал жену.

Наконец он произнес:

– Видишь ли, нам так хорошо работается вместе, потому что мы друг друга прекрасно дополняем. Что не дается мне, легко дается тебе, с чем не справляешься ты, с тем легко справляюсь я. Мы во многом несхожи, но потому нас и тянет друг к другу, как разные полюса магнита.

– К чему ты это?

– Вот и в работе у нас разные побуждения. Мне нравится помогать людям, которые ни за что ни про что попадают в переплет. Люблю, когда добро торжествует. Фразочка прямо как из комикса, но я от чистого сердца. А тобой движет желание искоренять зло. Да нет, мне тоже приятно, когда какому-нибудь мерзавцу дадут по шапке и заставят плакать горючими слезами. Но для меня это не так важно, как для тебя. И ты тоже с радостью помогаешь невинным, попавшим в беду, но у тебя это на втором плане, главное – кого-нибудь прищучить. Наверно, так ты даешь выход своей ярости, которую вызвало убийство матери.

– Бобби, если мне вздумается разобраться в своих мыслях и чувствах, я буду искать помощи в кабинете психоаналитика, а не в сортире.

Когда Джулии было двенадцать лет, ее мать оказалась в числе заложников, захваченных преступниками при ограблении банка. Бандиты одурели от наркотиков и не знали жалости. Из шести заложников в живых остался лишь один. Этим счастливцем была не мать Джулии.

Бобби отвернулся к зеркалу, словно не решался взглянуть жене в глаза.

– Я веду вот к чему. Сейчас ты вдруг начинаешь рассуждать, как я. Это не к добру. Ты нарушаешь равновесие. Так наш союз потеряет прочность, а ведь только благодаря ей мы и держимся. Держимся и побеждаем. Тебе приглянулось это дело потому, что оно такое увлекательное, есть над чем поломать голову. И еще тебе жаль Фрэнка, ты хочешь ему помочь. А где же твоя обычная ярость? Почему она молчит? Я тебе скажу почему. Ей не на кого выплеснуться. Злодеев-то нет. Правда, Фрэнк уверяет, будто в ту ночь за ним кто-то гнался, но как знать, не померещилось ли ему. В общем, злодея под рукой не оказалось, ярость молчала, и пришлось мне самому и так и эдак тебя уламывать. И что же? Теперь ты меня уламываешь! Что-то тут не так. Ни к чему хорошему это не приведет.

Джулия внимательно выслушала этот монолог, глядя в глаза мужа, отраженные в зеркале, и заметила:

– Нет, не из-за этого ты беспокоишься.

– Чего ты?

– Ты же мне просто зубы заговариваешь. Что тебя тревожит?

Бобби сверлил глазами отражение жены, но она выдержала его взгляд.

– Ну расскажи, Бобби, – улыбнулась она. – У нас ведь нет друг от друга тайн.

Бобби в зеркале казался жалким подобием Бобби настоящего. Настоящий Бобби, ее Бобби, – сильный, жизнерадостный, энергичный. Но из зеркала на нее смотрел бледный, почти сломленный человек, осунувшийся от постоянной тревоги.