Что-то страшное грядёт - Брэдбери Рэй

Так думал Вилл, и Джим так подумал и произнес:

— Надо же, бедняжка… бедненькая…

— Мы должны помочь ей, Джим. Кто, кроме нас, ей поверит? Скажи она кому-нибудь: «Я — мисс Фоули!» — услышит в ответ: «Ступай прочь!» «Мисс Фоули покинула город, исчезла!» «Проходи, девочка!» Ох, Джим, бьюсь об заклад, она не в одну дверь стучалась сегодня, моля о помощи, пугая людей своими криками и причитаниями, пока не сдалась, не убежала и не забилась под это дерево. Вероятно, сейчас ее разыскивает полиция — ну и что? Найдут какую-то рыдающую беспризорницу и посадят под замок, где она совсем лишится рассудка. Этот Луна-Парк, парень, эта шайка знает, как нанести удар, чтобы ты не мог дать сдачи. Тебя просто взболтают и так изменят, что никому уже не узнать, и отпустят — топай, давай говори все, что хочешь, все равно люди от страха не станут слушать. Только мы с тобойслушаем, Джим, ты и я, и сейчас у меня такое чувство, словно я проглотил живьем холодную улитку.

Они в последний раз оглянулись на гостиную, чьи окна дождь обливал своими слезами, гостиную, где учительница частенько угощала их печеньем и какао, а потом махала им из окна, чтобы вскоре самой чинно вышагивать по улице. И они вышли на крыльцо, и затворили дверь, и побежали обратно к незастроенному участку.

— Мы должны спрятать ее, пока не придумаем, как помочь…

— Помочь? — выдохнул Джим. — Нам самимбы кто-нибудь помог!

— Должны быть какие-то средства, перед самым носом у нас, да только мы с тобой слепые…

Они остановились.

За стуком собственных сердец они услышали биение куда большего сердца. Завывали медные трубы. Трубили тромбоны. Группа труб напрашивалась на сравнение с растревоженными чем-то атакующими слонами.

— Луна-Парк! — ахнул Джим. — Мы об этом не подумали! Они могут войти прямо в город. Парадное шествие! Или похороны воздушного шара, которые мне приснились!

— Никакая не похоронная процессия, и только видимостьпарадного шествия, а на самом деле поиски нас, Джим, нас или мисс Фоули, если они задумали вернуть ее! Они прошагают по всем почтенным улицам нашего города с шиком и блеском, трубя и барабаня — и шпионя на ходу! Джим, мы должны забрать ее, прежде чем они…

Они сорвались с места и помчались вдоль переулка, но внезапно остановились и нырнули в кусты на обочине.

Потому что в дальнем конце переулка, между ними и незастроенным участком с огромным дубом дудел оркестр Луна-Парка, громыхали фургоны с животными, гомонили клоуны, и уродцы, и все остальные.

Пять минут, не меньше, шла мимо них процессия. Казалось, тучи и дождь удаляются, сопровождая ее. Дождь перестал. Барабанная дробь затихла. Мальчики ринулись вниз по переулку, пересекли улицу и остановились перед незастроенным участком.

Под деревом не было никакой маленькой девочки.

Они обошли его со всех сторон, заглядывая вверх, но не решаясь громко звать.

Потом, объятые страхом, побежали, чтобы самим спрятаться где-нибудь в городе.

Глава тридцать третья

Зазвонил телефон.

Мистер Хэлоуэй взял трубку.

— Пап, это Вилли, мы не можем пойти в полицейский участок, возможно, не придем домой сегодня, предупреди маму — и маму Джима тоже.

— Вилли, вы где?

— Мы должны прятаться. Они ищут нас.

— Кто — скажи, ради всего святого?

— Пап, я не хочу тебя впутывать. Ты уж поверь, мы просто будем прятаться день-два, пока они не уберутся. Если пойдем домой, они последуют за нами и разделаются с тобой, или с мамой, или с мамой Джима.

— Вилли, не надо!

— Ох, папа, — сказал Вилл. — Пожелай мне удачи.

Щелк.

Мистер Хэлоуэй посмотрел в окно на деревья, дома, улицы, прислушиваясь к далекой музыке.

— Вилли, — сказал он молчащей трубке, — удачи.

И он надел плащ и шляпу и вышел под разлитый в холодном воздухе странный яркий солнечный свет с дождем.

Глава тридцать четвертая

В этот воскресный утренний час, когда над городом тут и там сталкивался, переплетаясь, звон всех церковных колоколов и с неба, исчерпавшего запасы дождя, лились только звуки, стоящий перед табачной лавкой «Юнайтед Сигар Стор» деревянный индеец, резной головной убор которого был осыпан жемчужными каплями, никак не реагировал ни на колокола католиков и баптистов, ни на приближение сверкающих на солнце цимбал, биение безбожного сердца оркестра Луна-Парка. Гукающие барабаны, старушечьи вопли каллиопы, призрачный поток созданий, более странных, чем он сам, — ничто не привлекало желтый взгляд его индейских ястребиных глаз. Зато барабаны, тараня стены церквей, выжимали из них ватаги любопытных мальчишек, жадных до любых перемен — мирных или бурных, когда же колокола перестали рассыпать свой серебряный и железный дождь, задеревеневшие на церковных скамейках сборища преобразились в толпы оживленных зрителей, перед которыми развертывалась процессия Луна-Парка — эта демонстрация меди, это скольжение бархата, эта львиная поступь, этот топот слонов и порхание флагов.