Гостья - Майер Стефани

— Значит, она думала, что кто то будет ее искать? — не выдержав, спросила Искательница.

— Да. Она… нужна кому то. Если она не встретится с… — Я сжала зубы, надавив изо всех сил на черную стену неведомой толщины. Я билась об нее, и пот градом катился со лба. Искательница и Целитель притихли, давая мне сосредоточиться.

Я стала думать о другом… громкий, незнакомый шум двигателя, бешеный всплеск адреналина всякий раз, как на дороге появляется очередной автомобиль. Это уже кое что, пока мне никто не мешал. Я поплыла дальше по волнам памяти, пропустив холодную прогулку по ночному городу, — до самого здания, в котором меня нашли.

Не меня, ее. Мое тело дрожало.

— Не напрягайтесь так… — начал было Целитель. Искательница на него шикнула.

Я чуть задержалась на ужасном моменте, когда меня обнаружили: жуткая, застилающая разум ненависть к Искателям. Ненависть была злом, она жгла. Я едва могла ее выносить. Но я позволила памяти течь свободно, надеясь отвлечь, ослабить защиту.

Она пыталась спрятаться и не находила укрытия; огрызком карандаша на куске картона нацарапала записку, в спешке просунула ее под дверь. Не просто случайную дверь.

— Пятая дверь по пятому коридору на пятом этаже. Ее послание там.

В руке Искательницы мелькнул миниатюрный телефон; она принялась что то быстро в него нашептывать.

— Она думала, здание безопасно, — продолжила я. — Все знали, что оно пойдет под снос. Она не поняла, как вы ее обнаружили. Вы нашли Шэрон?

Я похолодела от ужаса, руки покрылись мурашками. Этот вопрос задала не я.

Этот вопрос задала не я, но он прозвучал так естественно. Искательница ничего не заподозрила.

— Двоюродную сестру? Нет, других мы не нашли, — ответила она, и мое тело облегченно расслабилось. — Этого носителя заметили, когда она входила в здание. Поскольку здание подлежало сносу, гражданин, который ее увидел, проявил бдительность и позвонил нам, и мы осмотрели здание. Мы не знали, удастся ли вообще кого то поймать. Вы можете уточнить место встречи?

Я пыталась.

Так много воспоминаний, и каждое четкое, яркое. Я увидела сотни мест, где никогда не была, впервые услышала их названия. Дом в Лос Анджелесе с высокими лиственными деревьями во дворе. Палатка и костер на лесной лужайке, неподалеку от города Уинслоу в штате Аризона… Пустынный скалистый пляж в Мексике. Пещера где то в Орегоне, вход в которую надежно закрыт завесой дождя. Палатки, хижины, самодельные укрытия. Со временем названий становилось все меньше. Она не знала, да и не желала знать, где находится.

Странницей теперь звали меня, но ее воспоминания подходили этому имени не меньше моих. Только я странствовала по собственной воле. Вспышки памяти всегда окрашивал страх, страх затравленного существа. Не странствие, бегство.

Я старалась прогнать жалость и сфокусироваться на воспоминаниях. Меня не интересовало, где она была, а лишь куда она направлялась. Я копалась в картинках, связанных со словом «Чикаго», но попадались лишь обрывочные образы. Я пошире раскинула сеть. Как там, в пригороде? «Холодно», — подумала я. Было холодно, и это ее беспокоило.

Где? Надавила я, и стена вернулась.

Я резко выдохнула.

— Рядом с городом, где то на природе… в национальном парке, подальше от жителей. Раньше она там не бывала, но дорогу знает.

— Как скоро? — спросила Искательница.

— Скоро. — Ответ пришел сам собой. — Сколько времени я здесь нахожусь?

— На лечение выделили девять дней, нужно было убедиться в полном исцелении тела, — сказал Целитель. — Сегодня, на десятый, состоялось внедрение.

Десять дней. По телу прокатилась мощная волна облегчения.

— Слишком поздно, — констатировала я. — Для встречи… и даже для записки. — Я чувствовала реакцию носителя — слишком отчетливо чувствовала. Она почти… торжествовала. Я позволила ей произнести свою мысль вслух, чтобы попытаться понять, о ком речь. — Он не придет.

— Он? — Искательница жадно ухватилась за местоимение. — Кто?

Черная стена упала — куда резче, чем в прошлый раз, но с опозданием, пусть и на долю секунды.

В памяти снова всплыло лицо: красивое, с золотистой загорелой кожей и лучистыми глазами. Лицо, что так ясно представало перед мысленным взором и будило странное, необъяснимо приятное чувство где то внутри.

Стена с грохотом встала на место, и тут же нахлынуло горькое негодование: недостаточно быстро.

— Джаред, — проговорила я. Мои губы озвучили чужую мысль так быстро, словно она исходила от меня. — Джаред в безопасности.

Слишком темно для такой жары или слишком жарко для такой темноты. Одно из двух явно лишнее.

Я сижу в темноте, скрючившись под жидким пустынным кустарником, истекаю потом. Вот уже четверть часа, как машина выехала из гаража. Свет не горит. Дверь во двор приоткрыта на пару дюймов: включен испарительный охладитель. Я представляю себе, как влажный, прохладный воздух дует сквозь сетку. Мечтаю об этой прохладе.

Урчит живот, и я напрягаю мышцы пресса, чтобы его унять. Здесь так тихо, что слышен каждый шорох. Ужасно хочется есть.

Но другая потребность сильнее — еще один голодный рот ждет меня там, далеко, надежно укрытый во мраке пещеры, которая стала нашим временным домом. Тесное, покрытое вулканической породой место. Что с ним станет, если я не вернусь? Вся тяжесть материнской ответственности — но ни опыта, ни знаний. Чувство полной беспомощности. Джейми голоден.

Других домов рядом нет. Я слежу за домом с тех пор, как на небе жарко сияет белое солнце… Кажется, собаки у них тоже нет.

Я чуть разгибаюсь — икроножные мышцы протестующе воют, — но лишь до пояса, стараясь слиться с кустом. На краю оврага мягкий песок, тусклая дорожка в свете звезд. Машин не слышно.

Как только эти монстры вернутся, тут же все поймут. А выглядят как приятная пара чуть за пятьдесят. Они сразу догадаются, кто я, и начнется охота. Нужно успеть скрыться. Я очень надеюсь, что они весь вечер проведут в городе. Сегодня пятница, кажется. Они так ловко перенимают наши привычки — разницу трудно заметить. Наверное, поэтому им и удалось победить.

Дворовая ограда по пояс высотой. Я легко, беззвучно перепрыгиваю.

Во дворе гравий, приходится идти осторожно, чтобы под ногами не шуршало. Я добираюсь до плитки над фундаментом.

Ставни открыты. Даже в неярком свете звезд видно, что в комнатах нет движения. Пара живет просто, и я им за это признательна. Все видно как на ладони. Правда, и мне укрыться негде, ну да все равно прятаться уже поздновато.

Сначала открываю дверь с проволочной сеткой, за ней — стеклянную. Двери беззвучно распахиваются. Осторожно ступаю по плитке — привычка. В доме никого.