Золотой эшелон - Буковский Владимир

На фоне окна вдруг увидела чью-то гигантскую фигуру, явно не пьяную, не храпящую и не стонущую. Поняла, что не полковник это, и скользнула мимо незамеченная. В темноте она уже многое различала, и фонарь ей не нужен был. Она прижимала его к груди просто так, вроде защищаясь им.

Где же полковник, где он?

Оставалось только вернуться в бронированный вагон и искать там.

А где ему еще и быть, как не на командном пункте! Может, он и сидел там целый день, прямо за стенкой? Командный пункт, как и командирская рубка, закрыт броневой дверью ото всех посторонних. Из коридора не войдешь, если изнутри заперто, но ведь между собой командный пункт и рубка разделены только дверочкой легонькой! Как же она, дуреха, не догадалась заглянуть за эту дверку перед тем, как начать свой путь вдоль всего поезда! Но ведь тихо было за той дверью… Вот это и страшно, что тихо.

Кошкой неслышной, вымокшей и дрожащей, сгибаясь, чтоб устоять на ветру, вдоль всего эшелона — обратно туда. Успеть бы только, мамочка, только бы успеть! Что успеть — она и сама не знала.

Зубров тем временем проигрывал, и чем дальше, тем крупней. Играл он в рулетку. В гусарскую рулетку. В самую захватывающую игру, какую только придумали люди. И гордился Зубров тем, что придумали ее русские офицеры. Играл он сам с собой, точнее, с судьбой своей. Но пошаливала судьба.

Достал он свой «магнум», от которого так и пахнуло свежестью афганских перевалов. Зарядил. Не шестью патронами, а одним только. Остальные пять отверстий барабана оставил пустыми, крутанул магазин и приставил дульный срез к виску. Крутится весело барабанный магазин у самого уха. Но нет Зуброву сегодня удачи: щелкнул курок по пустому месту. Глянул, сильно ли судьба ошиблась. Нет не сильно: патрон в следующем отверстии сидит.

Если б можно было кого — на дуэль и честь свою защитить! Но кого тут в степи вызывать? Сентябрь ли месяц, дождь ли, ветер? Вот и крутит Зубров барабанный магазин по новой. Хоть и знает, что секундантов в этой дуэли нет. А что у него осталось на свете, кроме офицерской чести? Не ее ли Зубров блюл в чистоте — пуще даже, чем сапоги свои ослепительные? А теперь и ее не уберег… Волчара спецназа, зверюга-офицерище, матерый комбат, целовавший шелка самых знатных гвардейских дивизий, сидит тут в углу. И сапоги его в первый раз за всю службу не чищены. Нет ему дела до них теперь, когда честь его дегтем измазана, как ворота деревенской потаскухи.

Крутанул полковник снова барабан — со злостью, чтоб вертелся подольше. Вспомнил прежнего владельца револьвера своего: то был большой человек, бородой заросший по самые глаза. Видно, из главных, из сильных. В нем Зубров лидера почувствовал. И не то что Зуброву жалко было его в бою убивать. Но после боя затосковала как-то душа. Вроде как себя убил, казалось. Потому, хоть особой чувствительностью он не отличался и убивать привык, — взял себе полковник револьвер того человека и не отдал в трофейную команду. И владельца первого в лист своих боевых заслуг не вносил. Вспомнил Зубров тот снежный перевал и нажал на спуск.

Ну же, бородатый! Пускай хоть твой револьвер порадуется! Черта с два. Уж как не повезет — так не повезет. Тогда степень риска увеличим. Загнал Зубров еще один патрон. Только успел крутануть — как дверь кто-то дернул. Не дают человеку в рулетку поиграть! Кого тут еще черти принесли? А шаги уже в соседней комнате — в командирской рубке. Отворилась дверка, и по глазам Зуброва полоснул луч.

Он не знал, что Оксана ищет его. Он про девчонку и забыл совсем. А она ясно видела уже момент, когда войдет она в тесную кабинку командирского пункта — и не застанет там никого. И тут уж будет всему конец, и пускай тогда дождь и темнота до скончания века. Вот и броневая дверь. Рванула — заперто. Ну, тогда через рубку. Дверь осталась распахнутой, как она и оставила. И стечкин двадцатизарядный на том же месте лежит. Вот потянешься за ним, а тебя кто-то притаившийся из темного угла — за горло! Страшно шагнуть. Прыгать надо.

Прыгнула, схватила, дверь броневую за собой захлопнула с лязгом и заперла. Перевела дыхание, теперь уже спокойнее рубку осмотрела, все углы обшарила фонарем. Теперь и пистолет вроде ни к чему. Осталось открыть последнюю дверь — и убедиться, что Зуброва и там нет. И открыла, уже ничего не боясь. И первое, что выхватил луч, — были два грязных сапога сидящего на полу человека. Он смотрел на нее равнодушным взглядом. Рядом на полу сверкнул вороненый револьвер. Оксана, конечно, о гусарской рулетке понятия не имела, но испугалась снова: неживые глаза сидящего! Но тут он шевельнулся и что-то спросил, и Оксана без сомнения узнала своего полковника. Этого ей было достаточно. Зазвенело что-то у затылка, и понесло Оксану, понесло — влево и вверх, закружило по спирали, и стало ей тепло и легко.