Мой враг – королева - Холт Виктория

То была ее месть мне.

Я чувствовала холодное бешенство. Нет, меня так просто не отпихнешь в сторону.

Конечно, он все еще страстно любил меня и заверял, что с грустью оставляет, однако мыслями он уже был в Нидерландах, срывая лавры, пожиная славу.

В феврале он оставил Англию. Королева провожала их до Кентбери. Я же не могла провожать его, ибо мое присутствие было бы неприятно королеве.

Мне передавали, однако, что она трогательно простилась с Робертом, но говорила с ним очень строго, так как боялась, что он будет есть и пить слишком много и не будет следить за своим здоровьем. Она сказала, что своим легкомыслием он вызывает у нее тревогу, и добавила, что в случае его пренебрежения своим здоровьем ей донесут и она вновь выведет его из числа фаворитов.

Да, она все еще любила его, и ничего не значило ее публичное шутливое заявление о том, что она дала бы фунтов за то, чтобы ее Лягушонок плавал в Темзе.

Ее мысли были только с ним – с Робертом.

ТРАКТАТ О ДЕЯНИЯХ ЛЕЙСТЕРА

Когда Роберт вернулся из Нидерландов, я была во дворце Лейстера с Дороти и маленьким Робертом. Мой старший сын, Роберт Деверо, граф Эссекс, к этому времени получил магистерскую степень в Кембридже и пожелал вести уединенную жизнь. Его опекун, лорд Берли, решил, что прекрасной идеей будет отправить его в одно из поместий – Ллэнфид в графстве Пемброк, где он сможет вести жизнь сквайра и посвятить себя книгам. Я виделась с ним нечасто, и это огорчало меня, потому что он был самым любимым из всех моих детей.

Лейстер очень постарел. Седины в его волосах стало еще больше, а лицо еще более покраснело и загрубело. Королева была права, ругая его за переедание и пренебрежение здоровьем. Он утратил свое мягкое выражение лица, которое приобрел, будучи в опале, и теперь прямо-таки сиял самонадеянностью.

Он вошел и схватил меня в объятия, провозгласив, что я стала еще более прекрасна, чем была. Он любил меня с той поспешностью и страстью, которые изобличали долгое отсутствие практики в этом деле, но я ощущала в нем равнодушие и знала, что моей соперницей на сей раз стала Амбиция.

Я знала, что перед возвращением домой он был у королевы, и ощущала раздражение по поводу этого. Я знала, что это необходимо, но ревность не приемлет логики.

Он не мог остановиться, и все время говорил о своем блестящем будущем:

– Она приняла меня с любовью и журила за то, что я пропал столь надолго. Сказала, что я, видимо, так полюбил Нидерланды, что забыл о своей стране и своей королеве.

– И, возможно, – добавила я, – и о своей терпеливой жене.

– Она не упомянула о тебе. Я расхохоталась:

– Чтобы не оскорбить твоих ушей эпитетами, какими она меня награждает.

– О, это давно позади. Клянусь тебе, Леттис, через несколько месяцев ты будешь принята при дворе.

– Я готова поклясться в обратном.

– Я буду стараться заслужить тебе прощение.

– Зря потратишь усилия.

– Нет: я знаю ее лучше, чем ты.

– Единственный путь, которым ты можешь вымолить мне прощение – это бросить меня или избавиться от меня каким-либо другим способом. Но неважно. Она, как я вижу, вновь ввела тебя в круг своих любимцев.

– Нет сомнений. Ах, Леттис, я полагаю, для меня в Нидерландах разворачивается блестящее будущее. Я был принят с почестями. Думаю, они сделают меня губернатором провинций. Они бедствуют и видят во мне спасителя.

– Так значит, если представится шанс, ты бросишь свою сиятельную возлюбленную? Представляю, что она скажет на это!

– Нужно будет уговорить ее.

– У вас большое самомнение относительно ваших способностей уговаривать, милорд.

– А как тебе понравится предложение стать женой губернатора?

– Понравится, ибо меня здесь не принимают как жену Лейстера.

– Это лишь при дворе.

– Лишь при дворе! А где иначе принимают леди?

Он взял мои руки в свои, и глаза его загорелись страстью честолюбия.