Бриллиант для короля - Бенцони Жюльетта

— Смертная казнь?

— Где же справедливость? — возмутилась Шарлотта. — Ведь демон по-прежнему жив!

— Суд не принимает во внимание подобных тонкостей, касающихся исключительно вас, Шарлотта. Делаланд посягнул на жизнь человека, занимающего во Франции второе после короля место. И этот факт будет для судей главным. А что бы вы предпочли? Галеры? Уверен, что Альбан бы этого не захотел. Он прекрасно знает, что полицейскому не выжить среди преступников.

— Теперь на галерах не преступники, а протестанты, — сумрачно сообщила Леони.

— Но вы же с Альбаном родственники, — не отступала Шарлотта. — Вы лучше всех знаете, что он не заслуживает подобной участи! Вы человек влиятельный, вас уважают! Неужели вы ничем не сможете ему помочь?

— Нет, не смогу. Именно потому, что он мой родственник. Я могу надеяться лишь на то, что избавлю его от процедуры, которая обычно предшествует смертной казни. Полагаю, он оценит возможность подняться на эшафот собственными ногами.

— И вы так спокойно говорите об этом? — чуть ли не закричала мадемуазель Леони. — Вы его совсем не любите?

Увидев взгляд главного полицейского, она смутилась и замолчала.

— Даже если бы он был моим сыном, я не смог бы любить его больше...

— Так помогите ему! Устройте ему побег! — живо заговорила Шарлотта. — Я отдам все свое состояние, лишь бы только его спасти! Вы же знаете!

— Вы — конечно... Я тоже. Будь я частным лицом. Но я отвечаю за безопасность нашего королевства. Эту должность создали специально для меня, я не покупал ее, а получил из рук короля как знак его доверия. И до сих пор король ни разу не пожалел о своем решении. Я принес присягу и не могу стать клятвопреступником.

— Зато можете позволить ему умереть, даже пальцем не пошевелив, если его обрекут на смерть? Я правильно поняла?

— Да, если я по-прежнему буду занимать пост главного полицейского. Но я могу сложить с себя свои обязанности и развязать себе руки. Правда, в этом случае мои возможности будут просто ничтожны...

Положение было безвыходным, напряжение возрастало. А мадемуазель Леони терпеть не могла безнадежных случаев. Она кашлянула и заговорила:

— А что, если мы не будем ловить журавля в небе, а обратим внимание на синицу, которую держим в руке? Во-первых, Альбана пока еще не судили и приговор ему не вынесен. Во-вторых, пока нет приговора, мы не знаем, каким именно он будет. Но мы точно знаем, что господин де Лувуа не пользуется большой симпатией в нашей стране. Можно даже выразиться гораздо резче. Он заслужил немалую ненависть, а отмена Нантского эдикта еще более усилила ее...

— Вы что, хотите сказать, что Альбана могут помиловать? Но я же вполне определенно высказался о том, что я думаю по этому поводу.

— Думать — одно, а в жизни все получается по-другому. Пока человек жив, его не оставляет надежда. В-третьих, нет ли возможности уговорить жертву, которая заслуживает не только смертной казни, но и адских мук, забрать свою жалобу? Ведь процесс в немалой степени может повредить и господину де Лувуа. Захочет ли он выставлять на всеобщее обозрение причины такой яростной ненависти Альбана? Шарлотта ведь не станет скрывать правды. Или я ошибаюсь?

— Если понадобится, я расскажу обо всем хоть перед всем светом! Для меня уже ничего не имеет значения.

— Я знаю, что выгляжу в ваших глазах защитником дьявола, — горько вздохнул де ла Рейни, — но представьте себе, что ваша правда может никому не понадобиться. Дом, где мы нашли Шарлотту, принадлежал вовсе не господину де Лувуа, а шевалье де Лоррену. Похищение может сойти за... невинную шутку. И к тому же у де Лувуа достаточно власти, чтобы потребовать суда при закрытых дверях.

— Вы действительно невыносимы!

— Еще раз повторяю: сейчас я служу адвокатом дьявола. Но не отказываюсь рассмотреть все возможности, которые могут хоть как-то облегчить участь Альбана. Например, уговорить де Лувуа забрать жалобу. Хорошо. Кто может к нему поехать с подобной просьбой? Уж конечно не графиня де Сен-Форжа!

Шарлотта отвела ладони от залитого слезами лица, подняла голову и решительно заявила:

— Ради того, чтобы Альбан остался в живых и на свободе, я могу поехать даже к Лувуа!

— Не надо нам подобных добродетелей, — неодобрительно заметила мадемуазель Леони. — Оставьте их драматургам, пользе дела они никогда не служили. Лувуа пообещает все, что угодно, лишь бы заполучить вас, а потом забудет все обещания. Чтобы удовлетворить свою страсть, он ни перед чем не остановится.