Несущая свет. Том 2 - Гиллеспи Донна

— Я бы осмелился предположить, что в случае снисходительного и милостивого обращения с ними мы могли бы надеяться на освобождение заложников, — сказал Марк Юлиан. — Убедившись в том, что мы не причиняем им вреда, германские воины, во всяком случае, многие из них, не захотят больше продолжать безнадежную борьбу и перейдут на нашу сторону.

— По правде говоря, я думал, что они сожгли пленников заживо.

— Боюсь, что твои сведения во многом устарели. Сейчас мы знаем куда больше об их нравах, обычаях и традициях, чем в дни, когда писались «Записки Цезаря о Галльской войне». Кстати, ты мог бы покопаться и в трудах моего отца, посвященных этим племенам.

— Не искушай меня! Ты же прекрасно знаешь, что работы твоего отца запрещены.

Марк Юлиан с трудом скрыл снисходительную улыбку.

— В них он рассказывает, что это племя имеет обыкновение вонзать копье пленникам в бок и вешать их на деревьях, ибо так погиб их бог войны Водан. Но мне сдается, что наши пленники живы. Варвары не могут не понимать, что их единственная надежда заключается в переговорах с нами.

— Возможно, я приму это, а возможно, и нет, — ответил Домициан, откинувшись назад и притворившись до смерти утомленным этими скучными делами, но в его желтых глазах горели издевательские, хитрые огоньки. — Насколько я изволил заметить, в последнее время ты что-то стал пренебрегать своим внешним видом. Ты должен исправиться.

— Только в том случае, если и все остальные получат разрешение пользоваться банями.

— Да пусть они сидят в воде, пока не превратятся в лягушек и не заквакают. Мне на это наплевать. Ладно, на сегодня ты уже достаточно поиздевался надо мной. Теперь уходи.

На следующий день в десятом часу Марк Юлиан ожидал Галла в одной из парилок крепостной бани, посчитав, что встреча в общественном месте на людях возбудит куда меньше подозрений. От этой встречи зависело многое. Марк Юлиан знал, что если Галл будет в его лагере, то убедить остальных будет гораздо легче. Лициний Галл был человеком, в котором сочетались сильные политические амбиции с наивной преданностью Сенату. Кроме того, он сумел сделать карьеру в этом мире и не нажить себе врагов Даже Домициан, весь организм которого, казалось, был пропитан подозрительностью, не испытывал никаких опасений насчет Галла. Уже одно его имя придало бы заговору солидный и, как ни странно это звучит, приличный характер.

В парилке было душно, клубился пар, а освещение было лишь естественное. В ее душной, полупрозрачной атмосфере Галл с трудом разглядел очертания фигуры Марка Юлиана, который сидел на мраморной скамейке с полотенцем, небрежно переброшенным через плечо, и взирал на него с олимпийским спокойствием. Галл прошествовал по выложенному черно-белой мозаикой полу, подогревавшемуся снизу специальными трубами, по которым циркулировал теплый воздух, и сел поблизости, но не рядом, чтобы их совместное присутствие здесь выглядело совершенно случайным. Опустив веки, Галл некоторое время сидел молча, всем своим видом показывая, как он наслаждается баней после столь долгого перерыва.

Из примыкающего тепидария доносилось гулкое эхо десятков голосов. Шум плескавшихся в воде легионеров так усиливался сводчатым потолком, что его вполне можно было принять за удары китового хвоста по воде.

— Отменная работа, поздравляю тебя! — сказал Галл свистящим шепотом, улыбаясь, чтобы скрыть свои страхи. — Я не знаю, что ты сказал или сделал, но ты сотворил чудо. Он отменил приказ о казни центурионов, я услышал об этом час назад.

— Мне принадлежит лишь половина заслуги, остальное случилось по милости Фортуны. А ты сделал большую глупость, придя сюда. Это вполне могло оказаться ловушкой, — слегка усмехнувшись, подшутил над своим собеседником Марк Юлиан.

Галл оцепенел от страха.

— Но… если бы это был кто-нибудь другой, а не ты… уж не хочешь ли ты сказать…

— Успокойся. Именно глупцы и нужны, чтобы осуществить мои замыслы. В здравом уме никто не отважился бы последовать за мной по дороге, на которую я предлагаю тебе вступить сейчас.

— Да уж. Я вовсе не так безрассуден, то есть, не так смел, как ты. Проклятье! Ты очень расстроил меня. Ты ведь хотел видеть меня по поводу того списка, не так ли? Похоже, что нам все равно не удастся ничего сделать. Будет хорошо, если мы успеем составить завещания до того, как нас умертвят.

— Не совсем так. Пока еще рано опускать головы и покорно плыть по воле волн. У меня, видишь ли, тоже есть свой список. И его имя в нем первое и единственное.