Таинственный образ - Рождественская Елена

Однако при всей этой «красоте» мадемуазель, давно разменявшая пятый десяток, всегда находила поклонников. Вокруг постоянно вился хоровод — множество «стрекозлов», как умненькая мадемуазель величала мужчин. Но за шиншинские миллионы поклонники были готовы терпеть любые прозвища.

Вот и сейчас в карете рядом с мадемуазель восседал новый «стрекозел». Наденька только взглянула на него и тут же залилась нервным хихиканьем, демонстративно строя глазки Роману, но бросая острые и жадные взгляды на спутника «черепахи»-Шиншиной. Рядом с той восседал изменщик Константин Шишмарев.

Шварц глядел на захлебывающуюся в ненатуральном веселье спутницу, и недоумевал. Еще минуту назад Наденька глядела на него с улыбкой, теперь же ее лицо перекосилось, глаза странно заблестели и по щекам пошли красные пятна. А все начиналось так славно!..

Час назад он прибыл, как и просила его в письме мадемуазель Надин, к Никитским воротам. Подъехал шикарно — на извозчике. Модная лисья шуба даже на бывалого возницу произвела впечатление, всю дорогу он величал Романа барином. Оказалось, это весьма приятно — добираться из своего медвежьего угла на окраине в центр города величественным седоком, гордо глядя на топчущихся на тротуарах москвичей. Приятно и сидеть в шикарной лисьей шубе, отделанной на модный манер. Когда утром Роман увидел эту шубу в ломбарде, то сильно сомневался, брать ли ее напрокат — лиса казалась слишком броского окраса. Но даже спесивый приказчик ломбарда, поначалу встретивший Романа кислой, насмешливой улыбочкой, зацокал языком, едва Шварц набросил на плечи свою обнову.

— Как на вас шито, господин художник! — льстиво проговорил приказчик, принимая из рук Романа сотенную бумажку. — Носите, не сомневайтесь. На сорок пять деньков квитанцию выпишу — как раз до весны этих денег хватит.

Роман покачал головой:

— Нет, милейший. Мне только сегодня до вечера шуба нужна.

Приказчик завертелся ужом, улещивая:

— Что вы, господин живописец — кто же от такого форса отказывается? В этой шубе вы — большой человек, прямо — городской голова, а то и вовсе — господин сенатор. Да любая дама на шею кинется, в любом банке кредит дадут, в любое общество самого наивысшего света вам дверь откроется. Да вы сами-то на себя в зеркало гляньте!

Роман глянул. Действительно — шикарная шуба. До пола. И не заметишь, что под ней старенький мундир да брюки со штопкой. Всю нищету враз прикрыла — словно Роман и вправду — барин московский. Даже лицо обрело цвет, а глаза — блеск романтический. Орел — хоть сейчас на свидание!

Но спустить все деньги?.. Не свои ведь — чужие. А вдруг человек вернется. Соврать, что он никаких денег не оставлял? Это же позор! Это же бесчестно.

— Нет, любезнейший, — протянул Роман. — Я шубу только на день возьму.

Приказчик вздохнул — упертый клиент попался. Эдак ото всей маяты с ним бедному приказчику только гривенник и останется. Ему же хозяин всего-то копеечку с рублика платит — не велики комиссионные…

— Возьмите хоть на недельку, господин любезнейший, — проговорил приказчик и заглянул в глаза художнику. Неужто, и на это не пойдет? — За неделю-то вам скидка выйдет. Сами подумайте: за день мы с вас десяточку возьмем, ну а за целую неделю всего-то тридцать рубликов.

Роман махнул рукой:

— Ладно, возьму на неделю!

Ну как не взять, если бедняга приказчик чуть не в ножки кидается? Всем нужда свой процент заработать…

Зато когда Шварц подкатил к Никитским воротам, дал на «большой чай» вознице да прошелся, поднимая снег, своей длиннополой шубой от мануфактурной лавочки купца Дмитриева до книжной лавки купца Степанова, он почувствовал явный интерес прохожих. Пара зевак просто-таки уставилась на Романа в упор, какая-то проезжающая барыня, явно спутав его с кем-то из знакомых, приветливо раскланялась. Ну а когда, выехав из-за угла, рядом с ним притормозила тройка и звонкий голос милой мадемуазель Надин пригласил его садиться, Роман вообще потерял голову от восторга. Правду говорят, в солнечный день на судьбе нет пятен.

Мадемуазель Надин была мила и обворожительна, правда, нервничала. Сначала Роман приписал это девичьей робости. Однако робкие девушки не кричат так на своего кучера, а Наденька орала ежеминутно:

— Стой тут! Ах нет, езжай! Да не гони так! Ну что ты застыл?!

Приказы вылетали из ее прелестного ротика, противореча друг другу. Видно, Наденька и сама не знала, чего хочет. Окрики кучеру становились все грубее: