Неуемный волокита - Холт Виктория

Марго умоляюще поглядела на брата прекрасными темно-синими глазами.

— Отъезд из Франции разобьет мне сердце.

— Я хотел бы, чтобы тебе можно было остаться здесь… — заговорил король, но королева-мать перебила его:

— Скоро ты наденешь корону Португалии и забудешь нас. Король молод и пылок. Думаю, моей дочери это понравится.

— Я не…

Екатерина подняла руку.

— Твой брат и я заботимся о твоем браке, и нам по душе этот союз. Дядя твоего жениха, Филипп II Испанский, твой зять, доволен этой партией и дал свое согласие. Папа римский поддерживает нас. Он считает, что будет хорошо, если две католические державы окажутся связаны родственными узами. Поразмысли как следует над этим, дочка. Подойди сюда.

Марго встала и подошла к матери. Екатерина схватила ее за руку чуть повыше кисти и так стиснула, что принцесса едва не вскрикнула от боли.

— А пока будешь дожидаться своей свадьбы, дочка, — мягко сказала королева-мать, — постарайся, чтобы никакой скандал не коснулся твоего имени.

— Скандал, мадам? Уверяю вас…

— Я уверена, дочка. Ты очень красива, так считают наши придворные. Поэты пишут более возвышенные стихи, их вдохновляет твоя красота. Смотри, чтобы она не воодушевила других — и тебя — на опрометчивость. Если такое случится, король и я, вопреки своему желанию, разумеется, будем вынуждены весьма сурово покарать каждого, кто осложнит возможность заключить столь выгодный для Франции брак.

Екатерина выпустила запястье дочери и сильно ущипнула ее за щеку, в круглых глазах королевы-матери таился смех.

— Ты умная девочка, Марго. Ты поняла и будешь послушной.

Разговор окончился. Марго вышла из покоев матери. На ее запястье и щеке краснели пятна, в глазах пылал огонь мятежа. «Что ж это, — упрекнула она себя, — я, такая смелая со всеми, робею перед ней? Я не трусиха. Не пойду замуж за португальца, и все тут. И ни за кого, кроме Генриха де Гиза».

Дабы убедиться в собственном бесстрашии, она тут же отправилась на поиски любовника.

Любовникам везло. Брак с португальцем откладывался по нескольким причинам. Дону Себастьяну было всего семнадцать лет, и, хотя в детстве он не расставался с портретом Марго, теперь больше всего его интересовали военные походы. К тому же его коварный дядя, Филипп II Испанский, наблюдавший за положением Франции из Эскориала, монастыря близ Мадрида, не желал брачного союза между Францией и Португалией, хоть и обещал содействовать ему. Он алчно поглядывал на маленькую страну, граничащую с Испанией, и дал себе слово, что без труда приберет ее к рукам. Поэтому Филипп II не желал франко-португальского союза. Он опасался, что этот брак может оказаться чадородным, и сын дочери Франции станет наследником португальского трона, тогда у французов окажется хороший предлог для вмешательства в португальскую политику. Филипп II был преисполнен решимости властвовать над соседом и намеревался всеми силами мешать заключению этого брака.

— Дон Себастьян еще очень молод для женитьбы, — такая отговорка была дана французским послам.

— Слишком, слишком молод! — радостно воскликнула Марго, услышав эту весть.

И отправилась с ней в свои тайные покои, где принимала любовника, выставляя у двери надежных служанок.

Марго с Генрихом посмеялись и предались любовным утехам. Гиз, весьма честолюбивый молодой человек, считал, что род Лотарингских герцогов ничем не уступает роду Валуа, поэтому брак между ним и принцессой Маргаритой вполне возможен.

— Мы поженимся, — сказал он ей. — И представь, дорогая моя, с каким наслаждением станем предаваться любви, когда в служанках у двери отпадет необходимость.

— Неужели с большим, чем сейчас? — спросила Марго.

Гиз заверил ее, что вершины страсти они еще не достигли. Пусть запасется терпением. Его семья поддержит их намерение пожениться.

— Ах, — вздохнула она, — если бы и моя поддержала!

— В поддержке короля я уверен. Надо будет только добиться согласия твоей матери.

— Когда ты со мной, мне все кажется достижимым, — сказала Марго и преисполнилась уверенности, что скоро выйдет замуж за Генриха де Гиза.

Анжу уединился с матерью и старшим братом. Цинично улыбаясь, он поигрывал изумрудами и рубинами в правом ухе. Екатерина любовно смотрела на него; он был единственным человеком на свете, при виде которого смягчалось выражение ее лица, она души не чаяла в этом сыне, более смуглом, чем она, с явно итальянскими глазами. Он был среднего роста, хорошо сложенным, правда, очень худощавым; драгоценные камни сверкали на его пальцах, на шее, в ушах. Запах духов от одежды заполнял комнату. Подбородок и нижняя губа его были копией материнских, поэтому сходство сына и матери бросалось в глаза.