Несущая свет. Том 2 - Гиллеспи Донна

«Ты победил, мрак. Ужас клеймит нас всех, ужас охватывает наши души. Твоя воля исполнилась, Херта. Рамис, ты можешь радоваться, твое пророчество сбылось. Возьмите меня к себе, обитатели Хелля. Кто обрек меня на страшную участь, кто наложил на меня это проклятье? Почему именно мне суждено было исторгнуть душу величайшего человека, убить собственного отца, давшего мне жизнь?»

— Ты — проклятая! — услышала Ауриана крик Херты, объятой пламенем. — Ты совершишь такое преступление, которого тебе не искупить!

Ауриана упала без чувств на каменистую землю. Легионеры бросились к Бальдемару, но внезапно замедлили бег и приостановились, при виде этой сцены многие солдаты растерялись, потеряв привычную уверенность в себе, им было не по себе, они вдруг явственно ощутили, что находятся на чужой земле, и дух этой земли враждебен им.

Бальдемар не был убит наповал, но жизненные силы быстро покидали его, смерть уже бросила свою тень на его побледневшее лицо, оно вытянулось, мгновение — и строгий покой последнего умиротворения отразился на неподвижном лице Бальдемара. Центурион по имени Лициний Паулин направил лошадь к нему и спешился.

«Вот так закончил свою жизнь человек, многие десятилетия наводивший страх на наши приграничные крепости и поселения, — думал Паулин, глядя на поверженного врага, — он сам был неприступной крепостью своего народа».

Затем Паулин перевернул тело Аурианы на спину, чтобы вглядеться в ее лицо. Он никогда не видел таких женщин — тонких в кости, гибких, мускулистых, похожих на нежную и в то же время сильную кошку. В тусклом свете звездного ночного неба и факелов ее лицо казалось лицом богини Артемиды.

— Это действительно девушка. Это его дочь! — тихо промолвил Паулин, обращаясь к своим людям, остановившимся в отдалении. — Как могла она сделать такое?

— Как нам поступить с ней? — спросил знаменосец отряда, подъезжая к Паулину и спрыгивая на землю. Оба смотрели на нее как на нечто чудовищное, отвратительное и противоестественное. Паулин знал, что с этой девицей необходимо расправиться, но он не хотел делать этого на глазах у своих солдат. Он понимал, что эти суеверные люди считают: над девушкой тяготеет проклятие, которое может перейти на них. Внезапно Паулин принял решение.

— Пусть ее кровь обагрит руки ее собственных соплеменников. Давайте сюда варвара, быстро!

Этим варваром, прискакавшим вместе с римскими солдатами, был Одберт, служивший отряду в качестве проводника, поскольку хорошо знал здешние глухие места. Он вышел вперед, выступая величественной походкой, его лицо со вскинутым вверх подбородком выражало полное самодовольство, его рыжие волосы, напомаженные медвежьим жиром, были аккуратно зачесаны назад, открывая низкий лоб. Весь его чванливый облик был смешным и нелепым в этой трагической ситуации. Одберт старался двигаться медленно и гордо, чтобы римляне не принимали его за услужливого лакея, потому что сам о себе он был высокого мнения: он считал себя вождем большой дружины численностью, по крайней мере, в четыреста воинов, представителей различных германских племен, кроме того он кичился своей полной свободой и независимостью; Одберт не признавал никаких законов, он сам создавал эти законы для себя и своих людей, стараясь как можно быстрее превзойти своего отца Видо богатством и славой. Его ремень и ножны блестели золотой отделкой, его плащ на груди был сколот брошью в виде головы ворона, принадлежавшей королю херусков, которые были извечными врагами хаттов и обитали к северу от них. Эта брошь была пожалована Одберту самим королем в знак того, что он признается наследником его власти.

Но самодовольная тупая улыбка торжества, игравшая на губах Одберта, вмиг погасла, когда он увидел распростертое на земле тело Бальдемара. Мгновение он стоял совершенно неподвижно, широко расставив свои толстые, обутые в кожаные сапоги ноги, и тупо смотрел на Бальдемара, не веря своим глазам — будто смерть Бальдемара была делом невозможным и более чем сверхъестественным. Коверкая латинские слова страшным акцентом, Одберт громко заявил:

— Он мертв!

— Прекрасно, по крайней мере, мы видим, что эти северные варвары умеют отличать живого от мертвого! — ядовито произнес Паулин.

Одберт осторожно, почти на цыпочках подошел к телу погибшего.

— Но вы же говорили, что не собираетесь убивать его! — произнес он, с ужасом думая про себя, что теперь он волей-неволей причастен к убийству Бальдемара, а значит должен будет искупить его кровь своей кровью. Одберт решил, что ни один человек из его соплеменников не должен знать о его причастности к этому делу.