Последний дар любви - Арсеньева Елена

Дарья Христофоровна говорила отрывистыми фразами, произнося каждое слово с уверенностью и непринужденностью истинной патрицианки, не любила шумных споров, громких возгласов и не допускала их в разговоре. Благодаря любящему Гизо, который в сороковых годах занимал пост министра иностранных дел, она была au courant[11] всего, что происходило в европейском политическом мире. И, разумеется, мимо нее не прошло осложнение отношений Англии, Франции и России, приведшее в конце концов к такому ужасному событию, как Крымская война.

Посол России в Париже Николай Дмитриевич Киселев являлся завсегдатаем салона Дарьи Христофоровны. Здесь он черпал свои сведения о политических настроениях Франции, о тайнах тюильрийского двора… Но часто изображение всей этой парижской картины оказывалось у Киселева кривым. Ведь этот господин был очень своеобразным человеком! Понятие о дипломатическом шпионаже – то, что было une forte partie[12] княгини Ливен, – он начисто отвергал и пребывал в убеждении, будто начальству следует докладывать лишь то, что оно жаждет слышать. У императора же Николая почему-то сложилось мнение, что никогда не возникнет союза между Англией и французским императором Наполеоном Третьим, племянником ненавистника Англии Наполеона Первого. Поэтому и Бруннов, русский посол в Англии, и Киселев в Париже, закрывали глаза на факты, а твердили то, что царю было приятно узнать.

А между тем Наполеон Третий старательно искал любого предлога для войны с Россией. Это явствует хотя бы из того, какой скандал он старался раздуть из пустого спора о словообращении между императорами («добрый друг» или «дорогой брат»). Хватался за все поводы к ссоре, даже за самые ничтожные и искусственно создаваемые. Наполеон вполне мог ждать, что единственный его поступок, который всегда вызовет одобрение со стороны его политических врагов слева, во Франции, да заодно и в Англии, это война против Николая.

Дарья Христофоровна была по-женски дружна с императрицей Евгенией и одновременно состояла в личной переписке с императрицей Александрой Федоровной, женой Николая. Она совершенно случайно узнала об избыточно-оптимистическом тоне депеш Киселева и попыталась предостеречь русскую императрицу. Однако Николай не зря называл жену «маленькой птичкой». В золотой клетке царского дворца она не хотела знать ни о чем дурном и предпочитала пожимать плечами в ответ на осторожные и настойчивые намеки Дарьи Христофоровны на русофобские настроения французского двора. А между тем княгиня внимательно следила за всеми парижскими настроениями и уже со страхом предвидела близкую войну.

Попытки Дарьи Христофоровны обратиться к императору напрямую сначала наткнулись на его неприятие, а когда дошли до него, было уже поздно.

Войну Дарья Христофоровна провела в Брюсселе, с великим трудом получив от Наполеона разрешение вернуться в Париж. Почему-то этого императора оскорбили ставшие ему известными настойчивые попытки княгини предостеречь Николая предотвратить войну, и он мстил Дарье Христофоровне. Вмешалась в историю с возвращением княгини Ливен в Париж и старательно подзуживала Наполеона и Виктория. Не следует забывать, что Англия участвовала в Крымской войне против России. «Красивая, элегантная, очаровательная девушка, с глубокими синими глазами, приоткрытым ртом, белыми ровными зубами» осталась в прошлом и скоро забыла, сколь пылко она была влюблена в русского принца.

Хотя… кто знает? Может, она мстила княгине Ливен за то, что та грубо разрушила иллюзию ее первой любви легендой о чухонце?

Не везло молодому Александру с женщинами! Одна от великой любви предала его, другая – не по той ли же причине? – развязала войну против его родины.

Только в 1856 году, после окончания Крымской войны, закончились мытарства Дарьи Христофоровны, и она спокойно вернулась в Париж, поселившись вместе с Гизо (он не покидал ее в скитаниях) в том же особняке на Сен-Флорентан. Она печально встретила весть о смерти императора Николая и со смешанным чувством – о воцарении своего принца. Впрочем, и новые государь, и его матушка сумели оценить отчаянные, хотя и тщетные попытки княгини образумить русского императора и обратить его внимание в сторону надвигающейся опасности. Увы, Николай в последние годы стал живым примером крылатого выражения: кого боги хотят погубить, того они лишают разума.

Странно, но именно запоздалая благодарность венценосных особ стала причиной смерти Дарьи Христофоровны. Летом 1856 года вдовствующая императрица Александра Федоровна отправилась в Виртемберг, пригласив туда же княгиню Ливен. Отказаться было невозможно, хотя Дарья Христофоровна была простужена и чувствовала себя неважно.

Во время поездки она простудилась еще сильнее. Гизо поднял на ноги лучших врачей Парижа, а потом Европы, но вскоре Дарья Христафоровна умерла от изнурительного бронхита.

Александр вспоминал ее часто. Чем больше проходило времени с тех пор, как он узнал о ее любви, тем большим дураком – молодым, испуганным щенком! – казался он себе.

Это было неприятное воспоминание, и тем не менее он не желал избавляться от него. Память о княгине Дарье возбуждала его. Словно та неистовая страсть, которую она некогда питала к юноше, передалась ему, и наделяла неукротимыми любовными силами даже теперь, когда первая, да и вторая молодость его канули в прошлое.

Карета остановилась. А вот и Тепловка.

Имение это принадлежало князю Михаилу Михайловичу Долгорукому, богатому помещику, унаследовавшему от отца крупное состояние и беспечно проживавшему его то Москве, то в Петербурге, то в Тепловке, которая была местом настолько роскошным, что принимать здесь царя оказалось незазорно. Тем более, что Долгорукий происходил из старинного и весьма почтенного рода, он восходил по прямой линии от Рюрика, Владимира Святого и Великомученика Михаила, князя Черниговского. Дочь одного из Долгоруких, Мария, некогда вышла за Михаила Федоровича Романова, первого из ныне царствующей династии.

Жена князя Долгорукого, Вера Гавриловна, была урожденная Вишневецкая. В семье росли четыре сына и две дочери, однако детей император не видел.

Долгорукие затеяли показывать ему имение, славившееся своими садами и разными ботаническими диковинами (прямо под открытым небом произростала тут кокосовая пальма, и одним только садовникам Михаила Михайловича было ведомо, каким образом удавалось создавать для нее нужный климат), однако Александр Николаевич не стал скрывать, что безмерно устал с дороги, а потому выпьет чаю и приляжет.

Чай подали незамедлительно. Сели за стол. Александр Николаевич едва участвовал в общем разговоре. Наверное, окажись он в обществе одних мужчин, не стал бы затруднять себя даже минимумом любезности. Но Вера Гавриловна была очень мила. Он всегда оживал среди женщин, это знали все, но, что императору было прекрасно известно, не все относились к этому снисходительно. Кто говорил, что император рядом с мужчиной или женщиной – это два разных человека, кто утверждал, что рядом с бабой мужчина становится тряпкой…