Грех во спасение - Мельникова Ирина

– Антон, прекрати, – прикрикнула на него Маша, – типун тебе на язык с твоей чахоткой. Накаркаешь, смотри!

– Простите, барышня! – Антон страдальчески, словно от невыносимой боли, сморщился. – Болтаю незнамо чего! Язык у меня так устроен, то словно чугуном налитый, особливо если с девками разговор затею, а то болтается и болтается, как у той коровы хвост, когда она мух им отгоняет... – Он неожиданно замолчал, приподнялся на облучке, посмотрел куда-то в сторону через голову ямщика и в следующее мгновение истошно закричал: – Гони! Зараза! Гони!

Ямщик тоже завопил что есть мочи, привстал на облучке и закрутил над головой кнут:

– Эй, ми-и-и-лыя, выноси покуда!

Ничего не понимая, Маша откинула фартук, укрывающий ее от встречного ветра и снега, уперлась руками в края повозки, пытаясь рассмотреть, что так напугало Антона и ямщика, но ямщик пронзительно свистнул, и лошади рванули вперед с еще большей силой. Машу отбросило назад, но она успела заметить с дюжину быстрых теней, движущихся в десятке саженей от дороги.

«Неужели волки?» – подумала она.

И Антон тут же обернулся к ней и, подтверждая ее догадку, прокричал изо всех сил:

– Держитесь, барышня, волки в гости пожаловали! Теперь кто кого!

Сани, казалось, летели над землей, и лишь свист полозьев да пронзительные крики ямщика разрывали окружавшую их ночную тишину. Внезапно дорога нырнула в узкую ложбину между двух невысоких увалов, и Маша с ужасом увидела нескольких хищников, бегущих по краю увала почти на одном уровне со спинами лошадей. Они шли рысью след в след, в том же темпе, что и лошади, низко пригнув головы к земле, и, казалось, не обращали никакого внимания на мчащиеся внизу тройки.

Маша посмотрела на Антона. Он, пристроив на локте пистолет, целился в самого крупного из волков, бегущего первым. Маша, недолго думая, тоже достала свой пистолет, но прицелиться ей мешала спина ямщика. И тогда она привстала на колени и навела пистолет на другого волка, костью потоньше, бегущего следом за вожаком, видимо, это была волчица.

Внезапно дорога пошла в гору, и лошади замедлили бег. Маша невольно сморгнула от напряжения и пропустила тот момент, когда вожак ринулся в атаку. Гибкое темное тело взвилось в воздухе и, застигнутое в полете пулей Антона, неестественно изогнулось и упало на дорогу прямо под копыта лошадей. Коренник испуганно всхрапнул, поднялся на дыбы, отшатнулся назад, потянув за собой пристяжных. Повозку развернуло поперек дороги, накренило набок, но не перевернуло: помешал огромный сугроб, в котором лошади завязли чуть ли не по брюхо. Но ямщик следующей за ними тройки не справился с испуганными лошадьми, и они на полном ходу налетели на Машину повозку. Девушку отбросило на облучок, падая, она заметила, что волчица и трое волков устремились на них справа, а еще часть стаи – ей показалось, что там не меньше десятка хищников, – обходит слева.

– Антон! – закричала она пронзительно, нажала на курок и, к своему удивлению, увидела, что волчица закружилась юлой на месте.

Затем Маша услышала еще один выстрел, теперь уже стрелял ее ямщик, потом враз ударили два выстрела со стороны Михайлы. Маша, запутавшись в шубах и одеялах, защищавших ее от мороза, все-таки сумела освободиться от них и, спешно перезарядив пистолет, выскочила из саней. Лошади дико ржали, чуя запахи хищников, пороха, и испуганно вскидывали задом от каждого выстрела, вызывающего снегоизвержение с гигантских елей, нависших над дорогой. Повозки и сбившиеся в кучу лошади загораживали Маше обзор, выставив перед собой пистолет, она выскочила из-за них и увидела в двух шагах от себя, как ей показалось, гигантского волка, присевшего в прыжке. Она вскрикнула, не целясь, нажала на курок, и волк, взвизгнув и прижав уши, отскочил в сторону и завалился набок. В следующее мгновение из-за лошадей вынырнул Антон: выругавшись сквозь зубы, схватил хозяйку в охапку и, особо не церемонясь, забросил ее в повозку:

– А ну-ка, сидите, барышня, и не смейте даже носа показывать! Вас только здесь не хватало! Зашибут ненароком, а мне потом перед барином отвечай!

Маша больно ударилась локтем, попыталась опять выбраться из повозки, но не успела. Вновь появился Антон, но теперь уже в сопровождении Михайлы и обоих ямщиков. Мужики были веселы и чрезмерно возбуждены. Совместными усилиями они успокоили лошадей и только после этого обратили внимание на Машу.

– Простите, Мария Александровна, – сконфуженно пробасил Антон, – шибко я испугался, что вы под пулю угодите. Не дамское это дело на пистолетах сражаться! – Он покрутил головой и восторженно произнес: – Но двух зверюг вы точно завалили, право слово, не вру!

Ямщики что-то весело загалдели, одобрительно закивали головами, стали показывать руками в сторону обочины, и сквозь этот шум прорвался довольный голос Михайлы:

– От целой стаи, мужики, отбились! Только двое, кажись, и ушли!

Маша выглянула из повозки. На блестевшем, раскатанном множеством саней, заледеневшем панцире дороги выделялось несколько темных пятен, теперь уже неподвижных, остановленных навеки смертоносными горошинами свинца на полпути к такой вроде бы легкой добыче.

Оттащив с дороги туши хищников и присыпав их снегом, опять тронулись в путь. И только теперь Маша поняла, что продрогла до костей. Закутавшись в шубу и одеяла, она никак не могла согреться. Кроме того, она совершенно перестала ощущать свое лицо, которое словно стянули деревянным обручем. Наконец она не выдержала и, с трудом шевеля языком, попросила Антона поторопить ямщиков, чтобы быстрее домчали до следующей станции.

Но им понадобилось еще не меньше часа, прежде чем впереди показались мутные огни очередной станции. Маша с помощью Антона покинула экипаж, едва передвигая ноги, дошла до станции, но только успела переступить порог, как услышала громкий вскрик, и какая-то женщина коршуном налетела на нее и вытолкала за дверь. Маша чуть не упала, поскользнувшись на крыльце. Женщина, в накинутой на плечи короткой шубейке, простоволосая, выскочила следом за ней, ухватила полную горсть снега и принялась оттирать Маше лицо.

– Поспешите, барышня, – приговаривала она при этом, хватая все новые пригоршни снега, и что было сил терла и терла ее щеки и нос.

Маша почувствовала, что обруч с лица постепенно исчез, щеки загорелись, запылали жаром, по ним потекли влажные струйки растаявшего снега, а ее юная спасительница, как оказалось дочь смотрителя, откинув назад косы, посмотрела на ее раскрасневшееся лицо и засмеялась:

– Ну вот, теперь и в избу можно идти, а то че удумали: с отмороженными щеками в тепло решили завалиться!

– Спасибо, голубушка! – Маша достала десять рублей и подала их девушке.