Моя строптивая леди - Беверли Джо

— Сроду не видывал столько мундиров, — заметил извозчик, разглядывая Сина. — Уж не война ли? С кем, с лягушатниками?

— Впервые слышу о войне, — успокоил Син. — Франция сидит тише воды ниже травы, хотя… кто их знает, якобитов. Но лично я бы поставил на Ирландию.

— Уж эти мне смутьяны! — Извозчик сплюнул на пол. — Не нравится мне, когда проверяют на каждом шагу. Тащился сюда вдвое дольше обычного.

— Смута здесь ни при чем, — фальцетом вставил старичок доктор и деликатно промокнул губы грубой салфеткой. — Ищут одну леди, вдову с младенцем. Она помешалась и бродит по лесам.

— Ммм… — Извозчик задвигал челюстями, чтобы скорее прожевать. — Чего это вдруг помешанную ищут солдаты? Чудно, ей-богу!

— Время такое, — назидательно произнес доктор. — Я нисколько не возражаю против проверок, потому что порядок должен быть. Будь моя воля, каждого смутьяна вешали бы без суда и следствия. Подумать только, они слоняются повсюду и мутят воду! А все этот шотландец Бьют…

Клерк перебил доктора, заявив, что он и сам шотландец с материнской стороны и категорически не согласен, что все они изменники и плуты. Доктор гнул свое, извозчик — свое, и политическая дискуссия стала для Честити острой приправой к жаркому.

— Такой сдаст властям и родную бабушку, — проворчал извозчик, когда доктор откланялся, — особливо за хорошую награду.

— Или из чувства долга, — сказал Син.

— Долг, туды его! — Извозчик снова сплюнул. — Когда звенят денежки, мало кто помнит про долг.

— Святая правда, — поддержал клерк. — Когда пресмыкаешься в нищете, звон денег слаще ангельского пения. Что до меня, я намерен держать ухо востро, а если посчастливится, со спокойной совестью приму вознаграждение. Что тут плохого? Помешанным ни к чему бродить на свободе.

— Она уж небось давно на дне какого-нибудь пруда, и с дитятей, — хмыкнул извозчик.

Когда компания за столом разошлась и беглецы отправились за лошадьми, Син вдруг обратился к Честити:

— Вы, случайно, не сочувствуете шотландским якобитам? Если так — мы по разную сторону баррикад.

— Я слышал, эти горцы — храбрые ребята и знали, за что дрались. На мой взгляд, репрессии были чересчур жестокими, а все эти головы, что до сих пор гниют на стенах Тауэра… — Девушка подавила невольную дрожь. — Многие из тех, кто им сочувствовал, сейчас заодно с их врагами. Храбрецы гибнут, а трусы и мерзавцы, что примкнули к ним, по-прежнему живут и здравствуют.

— Мой юный друг! — Син покачал головой. — Вы молоды и наивны. Среди якобитов тоже хватало и трусов, и мерзавцев. Истина в том, что бескорыстие — редкость и большая часть великих дел вершится ради выгоды.

— А рыцари? Они тоже небескорыстны в своем благородстве?

— Да уж конечно.

Они были на Эксетерской дороге, когда небо сильно нахмурилось. Воздух стал сырым, тяжелым, как обычно перед дождем. Путешественники пустили лошадей в галоп, но почти сразу лошадь Сина потеряла подкову и начала хромать. Он разразился проклятиями на всех знакомых языках сразу.

— Придется вести ее в поводу к ближайшей деревне, — сказал он, отведя душу. — Я вижу за деревьями церковный шпиль. Будем надеяться, что там есть и кузница.

Тем временем пошел противный моросящий дождь. Пришлось надвинуть капюшоны плащей.

— Про Мейденхед пока забудьте, — раздраженно сказал Син на ходу. — Слышите, где-то уже гремит. Пока переждем грозу, стемнеет. А впрочем, все к лучшему: в этом захолустье нас никто не станет искать. Лучше переночевать по-человечески, чем насквозь промокнуть по дороге в Мейденхед, где нас только и ждут.

Его удивило молчание, и он спросил, в чем дело.

— Я обдумываю ваши слова, — буркнула она, с ужасом предвидя еще одну ночь наедине.

Деревня называлась Ист-Грин. Единственный постоялый двор носил громкое название «Ангел», хотя состоял из пары стойл и незатейливого зданьица харчевни. Внутри было битком набито: очевидно, это было любимое место отдыха селян. Добродушный хозяин заверил, что комнаты имеются, а кузница есть дальше по улице. Он даже кликнул конюха, приятно удивив этим Сина, который совсем не рассчитывал на такую роскошь.

Никто из собравшихся не выглядел ищейкой, зато на двери красовалось объявление о розыске, на сей раз даже с портретом Верити, если можно так назвать набросок углем, сделанный с дагерротипа времен замужества. Хотя сходство было неоспоримым, Честити усомнилась в том, что кто-нибудь узнает в теперешней Верити эту леди в бальном платье и бриллиантах, с высокой сложной прической. Сестра могла бы встать у двери «Ангела» без опасения привлечь к себе внимание.