В объятиях заката - Браун Сандра

— Что это, черт побери, такое? — процедил он, указывая на соску.

— А на что это, по-вашему, похоже? Коровье молоко, — ответила Ма. — Лидия, дай-ка мне малыша. Я с ним сойду вниз, к речке, да спокойно его там докормлю, а то, боюсь, если он останется здесь, то наверняка начнет срыгивать.

Руки Лидии дрожали так, что она с трудом положила ребенка в протянутые руки Ма. Испуганный взгляд не отрывался от пылавшего яростью лица Росса. Его брови нахмурились так, что почти закрыли глаза. Прикушенная от гнева губа исчезла под усами; было видно, как играют под натянувшейся кожей мускулы.

— Почему ты кормишь Ли из бутылки?

Стараясь избежать его горящего взгляда, Лидия опустила глаза, нервно теребя побелевшими пальцами юбку.

— У меня пропало молоко, — ответила она едва слышно. Ругательство, сорвавшееся с его губ, заставило ее вздрогнуть.

— Когда? — отрывисто бросил он.

— Когда переправлялись через реку. Ма говорит…

— Больше недели?! — Его рычание спугнуло с веток дуба семейку соек, и они сердито на него зачирикали.

— Да.

— Прямо через день после свадьбы. — Он рассмеялся злым, ядовитым смехом.

Лидия взглянула на него и нервно облизнула губы.

— Через… несколько дней.

Облокотившись о ствол дерева, он взглянул вверх, в путаницу ветвей, как будто прося у небес ответа, за какой грех посылают они ему эти бесконечные несчастья.

— Значит, теперь я привязан к тебе — жене, мне на дух не нужной, а ты даже не способна делать единственное, ради чего я на тебе женился?

Это заставило Лидию вскочить на ноги.

— А тебе не приходило голову, что я тоже к тебе привязана?

— Это совсем не то.

— Совсем не то, уж конечно. Это черт знает во сколько раз хуже!

— Вот как? Да кому нужна жена, которая ругается, как торговка?

— А это я у тебя научилась!

Он предоставил ей шанс освоить еще несколько весьма цветистых оборотов, прежде чем спросил:

— А почему ты… твое… твое молоко… — При взгляде на ее грудь его вновь пробрала дрожь. Взяв себя в руки, он резко спросил: — Женщины кормят обычно долго. А с тобой что такое?

— Ничего.

— Да уж наверняка что-то — иначе бы у тебя до сих пор было молоко.

— Ма говорит, оно исчезло во время переправы. Потому что я испугалась, переволновалась и еще… — Ее голос дрогнул при воспоминании о тех минутах, что провели они тогда в фургоне.

Раздосадованный напоминанием о том, что он безуспешно пытался забыть целую неделю, он отвернулся, чтобы не смотреть на нее. Он не хотел видеть ее глаза — он так хорошо помнил, как смотрели они на него до и после того поцелуя. Не хотел видеть ее волосы, рыжим пламенем окружавшие голову, он помнил, как гладили их его пальцы. Ее рот — потому что даже сейчас он чувствовал его вкус. Старался не смотреть на лиф ее платья — потому что помнил, каким мягким и податливым было под ним ее тело.

Проклятье! Он не желал помнить ничего о тех минутах — и помнил все. Память мучила его всю неделю, то затихая, то просыпаясь, заставляя вспоминать самые мелкие подробности.

Лидия воспользовалась неожиданной паузой.

— Ма говорит, что так иногда бывает. Если, например, женщина испугается, как я тогда на пароме, такое может случиться. Но с Ли все в порядке, — поспешила добавить она. — Он уже привык к соске. И от коровьего молока у него ни живот не болит, ничего. Растет прямо не по дням, а по часам. Он…

Росс резко обернулся.

— Но дело все в том, что я на тебе женат, а я вовсе не хочу этого. Я уже был женат. На женщине, тихой нравом и никогда не повышавшей голоса — на настоящей леди. Она и причесывалась, как подобает леди, и она бы не… — Он замолчал. Он хотел сказать, что Виктория не позволила бы ему целовать себя с той необузданной страстью, с какой целовал он Лидию, но говорить этого ей не следовало. Он не желал признаваться, что помнит об этом.

И если он намеревался ранить ее, нанести самую горькую обиду — ему удалось сделать это. Лидия предпочла бы, чтобы он отстегал ее ремнем, как Клэнси, — ведь боль чувствует только тело, и она вскоре проходит. Но Росс причинил ей боль, равной которой она не знала: он напомнил ей о том, кто она и кем всегда останется, какую бы одежду и чье бы имя ни носила. В душе она всегда будет для него шлюхой.

Но раненое животное может стать и опасным. Блеснув глазами, в которых отразилось расплавленное золото закатного солнца, она, вскинув голову, откинула назад растрепавшуюся гриву волос.