В объятиях заката - Браун Сандра

— Честное слово — это она.

Паромщик хихикнул:

— Такую, конечно, увидишь — не забудешь. Но все же зачем она тебе, с ребенком и вообще?

Человек пустил в реку отвратительно длинную струю табачной слюны:

— Она — та сука, которая оставила этот шрам на моей голове.

Паромщик уже понял, что его собеседник — один из самых грязных и отвратительных людей, которых он когда-либо видел, и шрам, пересекавший всю его голову и упиравшийся в бровь, только подчеркивал это. Паромщик определил для себя, что это негодяй с головы до ног.

— Я заставлю ее заплатить за это, — сказал человек. Паромщик снял свою широкую шляпу и рукавом вытер потный лоб:

— Ну… Я бы на твоем месте очень бы остерегся мужика, который с ней был. Он…

— Мужика?

Паромщик осторожно отодвинулся — его собеседник становился опасным. Он не хотел неприятностей ни от кого, и меньше всего — от такого типа, которому убить человека просто так, потехи ради, — явно раз плюнуть.

— Ну да… Муж, наверно.

— Она не замужем, — буркнул человек.

— Ну, у нее на руках был ребенок, и она ехала в фургоне, с мужчиной, поэтому я и подумал, что они женаты. Я это помню, потому что где-то на полпути она вдруг испугалась и кинулась в фургон. Поднялась небольшая паника, даже лошади занервничали. А мужик тот бросился за ней, и они оставались внутри фургона весь остаток переправы.

Глаза, черные и угрожающие, обшаривали противоположный берег. Паромщик опять сплюнул, в глубине души чувствуя облегчение, что собеседник не имеет ничего против него. Но увести женщину у того здоровенного усатого парня с горящими глазами — дело не из легких.

— Во всяком случае, мужик был на вид злой, как черт. Глаза стреляют во все стороны, ну, ты понимаешь, вроде как ничто от него не укроется. Никто и шевельнуться не успел, как он выхватил кольт из кобуры, когда подумал, что что-то случилось с его леди. Такой смуглый, смурной тип. Сам помалкивал, но все время начеку. Не хотел бы я связываться с таким.

Человек внимательно слушал, продолжая осматривать противоположный берег.

— У него были отличные лошади. И он с ними прекрасно управлялся. Одно слово, одно движение руки — и они повиновались. Даже страшновато было смотреть, как лошади слушаются того типа. Конечно, он передал вожжи мальчишке, когда его леди помчалась в фургон, как будто все черти из ада за ней гнались. Никогда не видел, чтобы кто-то так боялся реки.

Ухмылка, появившаяся на губах человека, была поистине дьявольской:

— Так она испугалась воды?

Его скрежещущий смех мурашками пробежал по позвоночнику паромщика:

— Это не его баба. Это моя.

— Трудновато тебе будет убедить в этом того мужика. — Паромщик опять сплюнул. — Я бы не стал с ним связываться и оставил бы ему эту женщину.

— Я — не ты, не так ли?

Паромщик вздрогнул, прочтя в глазах своего собеседника мысли маньяка.

— Тебя прямо сейчас переправить? — спросил он нервно.

— Завтра. Мне еще нужно купить кое-какие припасы. — Человек собрался было уходить, но внезапно остановился. — А куда они направлялись?

— Я слышал, как они говорили о Техасе.

Человек кивнул, взглянул на западный берег, ухмыльнулся и направился обратно в Мемфис пешком, удовлетворенно насвистывая сквозь запачканные табаком зубы.

— Доброе утро, миссис Коулмэн!

Уинстон Хилл, поравнявшись верхом с фургоном Коулмэнов, дотронулся до края шляпы, приветствуя молодую женщину, управлявшую лошадьми. Он залюбовался ее осанкой, фигурой, тонким профилем. Больше всего ему нравилось то, что она сама не осознавала, как красиво выглядит.

— Доброе утро, мистер Хилл!

— Когда же вы начнете называть меня просто Уинстоном?

— Тогда, когда вы начнете называть меня Лидией.

— А как по-вашему, мужу это понравится?

Лидия вздохнула, продолжая смотреть вперед. Ее плечи медленно поднялись и затем с резким выдохом опустились. Ее муж одобрял очень мало из того, что она делала. И еще одна ее оплошность, действительная или воображаемая, ничего не меняла. Кроме того, ей уже надоело угождать ему.

— Если я вам разрешу, Росса это не касается, — сказала она с вызовом и сверкнула глазами на молодого человека. Она бессознательно кокетничала, и сердце Уинстона радостно забилось.

— А я вам что-то принес, — сказал он, держа вожжи в одной руке, а другой доставая что-то из седельной сумки.

— Неужели специально для меня? — Лидия вспыхнула от удовольствия.