Сорванная вуаль - Мартин Дебора

– Ты на самом деле думаешь, что я хочу оказаться прав? – спросил он. – Уверяю тебя: не хочу. Больше всего на свете мне бы хотелось забыться в твоих сладких объятиях. Но я не могу. Пока не узнаю правды. Я не могу преодолеть себя и довериться тебе.

– Я знаю, – прошептала Мина, и слезы снова покатились по ее щекам. – И, даже зная почему, я не могу этого вынести. – Она подняла голову и умоляюще посмотрела на Гаррета. – Почему просто не отпустить меня, Гаррет? Если хотите, вы можете послать Уильяма проводить меня и мою тетю до моря. Мы уедем из Англии, этого больше всего хочет моя тетя. Вы никогда больше не увидите нас. Вы сможете воевать с вашим дядей, не опасаясь, что я каким-то образом предам вас.

Гаррет смахнул со щеки Мины слезу.

– Этого я тоже не могу сделать, моя милая, – с чувством сказал он и медленно провел рукой по нежному овалу ее лица.

Внезапно из его груди вырвался стон и, обняв Мину за талию, он резко прижал ее к себе.

– Я не могу отпустить тебя, не узнав о тебе всего.

– Этого никогда не будет… – прошептала Мина.

И тут Гаррет, наклонившись, прижался губами к ее губам со всей страстью, которую сдерживал более двух недель.

Мина пыталась вырваться, но не смогла. Она уперлась руками Гаррету в грудь, но он еще крепче прижал ее к себе и приподнял так, что почувствовал своей возбужденной плотью ее тело. У Мины перехватило дыхание. Гаррет языком разжал ее губы, и она перестала сопротивляться. Ее руки обвились вокруг его шеи.

Гаррет покрывал поцелуями ее лицо, ощущая соленый вкус слез.

– Вы не можете стереть все одними поцелуями, – задыхаясь, прошептала Мина.

Гаррет слегка отстранился от нее, погладил по щеке и накрутил на палец длинный локон ее волос.

– Это правда. Но когда я целую тебя, я забываю обо всем.

– А я не могу, – сказала Мина, и одинокая слеза скатилась по ее щеке.

– Господи, не надо больше плакать, моя милая! – Гаррет пальцем подхватил слезинку и, глядя Марианне в глаза, слизнул ее. – Вот так же легко можно утолить твою печаль, – тихо сказал он. – Только скажи мне все, что я хочу узнать.

Мина отчаянно затрясла головой:

– Тогда это будет настоящим горем для меня.

Гаррет опустил ее голову к себе на грудь.

– Нет. Ты не понимаешь, как сильна моя страсть. У меня достаточно власти и денег, чтобы дать тебе все, что ты пожелаешь, – собственный домик, дорогие платья и столько золота, что его хватит до конца твоей жизни. И если страх вынуждает тебя молчать, я защищу тебя от любого, кого ты боишься… Особенно от Тирла. Только доверься мне.

Мина откинула голову назад. В ее глазах было отчаяние и мука.

– Довериться вам? Единственный человек, которого я боюсь, – это вы! – невольно вырвалось у нее.

Она оттолкнула Гаррета и, приподняв юбки, с рыданиями бросилась бежать к дому.

Он хотел последовать за Миной, но заставил себя остановиться. Ее последние слова еше звучали у него в ушах. Она его боится. Он знал, что ей не нравится, что он аристократ, и она осуждает его жажду мести. Он сразу же понял, что она изо всех сил старается сохранить свою тайну. Но бояться его? Этого Гаррет не мог предвидеть. До этой минуты.

Он не мог в это поверить, и его гнев медленно переходил в ярость. Он ни разу не обидел ее. Он держал ее пленницей, это правда, но в шелковых оковах. Она спала на мягкой постели, на чистых простынях и ела самую вкусную пишу, какой, вероятно, раньше и не пробовала. И все равно сопротивлялась ему, как будто он был каким-то безобразным зверем. Почему? Только потому, что он дворянин? Или была в ее прошлой жизни еще и другая тайна, заставлявшая ее бежать от него?

Гаррет сжал руку в кулак с такой силой, что ногти впились ему в ладони. Она боялась его? Цыганочка, которая, вероятно, всю жизнь спасалась от солдат и констеблей, боялась его – единственного человека, не мучившего ее ничем, кроме своей страсти.

Ну и пусть. Может быть, пришло время дать ей повод чего-то бояться.

– Будь ты проклят, старый дурак! – кричал Питни Тирл на ростовщика, сидевшего с каменным лицом залакированным столом. Питни со злостью смотрел на сокровища этого человека, занимавшие каждый дюйм его набитой вещами комнаты. То, что он видел, все больше возмущало его. Он ударил кулаком по столу. – Как ты смеешь отказываться вести со мной дела?! Как ты смеешь… ты, еретик?!

Ростовщик холодно посмотрел на Питни.

– Я больше не ссужаю деньгами христиан, – пожав плечами, ответил он. – Сегодня они объявляют ростовщичество грехом, а завтра хотят с выгодой воспользоваться им.