Золотая гондола - Картленд Барбара

– Но я же ни в чем не виновата, – возразила Паолина. – Откуда я могла знать, что он решится на подобный поступок? Не говоря уже о том, что я почти не была с ним знакома.

– Однако он покончил с собой из-за вас.

– Откуда им это может быть известно?

– Он, должно быть, оставил записку или что-нибудь в этом роде, – ответил сэр Харвей. – И даже если нет, вся Венеция к полудню наверняка будет знать правду. Возможно, об этом уже сейчас сплетничают во всех городских кофейнях. Старые жуиры из казино не упустят случая присочинить что-нибудь от себя. О происшедшем уведомят дожа и Сенат. Меня сейчас волнует только одно: удастся ли мне убедить семью маркиза замять это дело – по крайней мере, не допустить широкой огласки.

– Вас волнует лишь то, что будут говорить, – заметила Паолина укоризненно. – Я же думаю сейчас о маркизе. Он был молод и красив. Почему он решился на такой шаг? Почему? Почему?

– У любви есть свои странности, – отозвался сэр Харвей. – Иногда она может свести с ума даже самого разумного человека.

– Тогда сама эта смерть была безумием, – прошептала Паолина.

Она вытерла глаза носовым платком. Сэр Харвей все еще стоял у двери, глядя на нее, и девушка спросила:

– Вы не сердитесь на меня?

Ее голос был тонким и жалобным, как у ребенка, который уже был наказан, но все еще боялся большего.

– Да, я сержусь, – отозвался сэр Харвей. – Я раздражен потому, что все шло так хорошо, а теперь вдруг стряслась эта беда. Еще вчера вся Венеция была у ваших ног, вы были единодушно признаны самой прекрасной женщиной в городе. Даже дамы в разговорах между собою хвалили вас, а граф был совершенно вами покорен.

– Граф! Я совсем забыла о нем. Что он скажет, когда обо всем узнает?

– Там видно будет, – ответил сэр Харвей. – Если он сегодня не придет навестить нас и от него не будет никаких вестей, тогда нам станет ясно, что он пошел на попятную – ситуация не особенно приятная, тем более теперь, когда я уже решил, что мы близки к цели.

– Мне... очень жаль, – пробормотала Паолина.

Сэр Харвей взглянул на нее, но выражение его лица не смягчилось. Глаза его оставались холодными как лед.

– По-видимому, вы слишком красивы, – резко произнес он. – Возможно, в этом и заключается источник всех бед.

Он развернулся и вышел из комнаты, а Паолина в слезах рухнула на диван. Она долго плакала, вспоминая маркиза и суровое выражение лица сэра Харвея, когда он покинул ее, чтобы проведать графиню.

В мыслях Паолины возник образ веселой вдовушки с ее румяным, сияющим лицом, черными, полными страсти глазами и алыми губками, кокетливо изогнутыми в улыбке. Она вспомнила грациозные, чувственные движения ее тела, которое как будто ни на миг не могло оставаться в покое. Вероятно, это был как раз тот род красоты, которым восхищался сэр Харвей, подумала Паолина с горечью, и если граф оставит свои ухаживания за ней, с какой стати сэру Харвею беспокоиться из-за этого? Он вполне мог жениться на графине и жить в полном счастье до конца своих дней. Ей придется тогда оставить их и уехать отсюда прочь. Отправиться куда угодно, в Рим, Неаполь, во Францию или даже в Англию – какое это будет иметь значение, если она все равно останется одна, никому не нужная, и рядом не будет никого, кто мог бы о ней позаботиться.

При этой мысли она снова зарыдала и затем, сделав над собою усилие, встала со своего стула и направилась в спальню, чтобы промыть водой заплаканные глаза. Она не осмеливалась выйти наружу. Она не решалась даже выглянуть в окно из страха, что кто-нибудь может заметить ее. Она могла лишь расхаживать без отдыха из стороны в сторону по обставленной роскошной мебелью галерее парадной анфилады или малой библиотеке, даже там не находя себе места.

Она не принадлежала к этому миру. Она была всего лишь наемной актрисой, вынужденной притворяться и обманывать, скрывавшей за блестящей внешностью душевную пустоту и одиночество, которые постоянно давали о себе знать.

Девушка вдруг почувствовала острую тоску по дому, неважно где, лишь бы она могла назвать его своим. Ей было все равно, каким бы бедным и убогим он не оказался, если только она сможет чувствовать себя там уверенно, обрести покой и безопасность.

Ей вспомнилась длинная череда убогих комнат в отелях и меблированных квартир в домах сомнительной репутации, через которые ей пришлось пройти. Тогда их обстановка почему-то не имела для нее значения, так как все они казались ей до крайности безликими – несколько месяцев в каком-нибудь глухом закоулке, неделя в особняке на берегу моря, затем поспешное бегство в первую попавшуюся комнату на верхнем этаже, маленькую и грязную, куда вела обветшавшая от времени лестница, крохотный домик, снятый ими где-нибудь у озера, и затем снова бесконечные скитания из города в город...