Золотая гондола - Картленд Барбара

Паолина то и дело бросалась через всю галерею к тому месту, откуда она могла видеть широкую, покрытую ковром лестницу, ведущую к парадному вестибюлю. Почему он до сих пор не вернулся? Что с ним могло случиться? Неужели он решил, что она ему больше ни к чему, и оставил ее на произвол судьбы? От одной этой мысли ее охватила дрожь, руки девушки стали холодными. Он отсутствовал уже довольно долго, и Паолина ожидала его, стоя на лестничной клетке и едва сдерживая. трепет, пока не услышала его шаги по мраморным плитам внизу.

Она узнала бы его походку где угодно – твердую, уверенную поступь человека, знающего себе цену и идущего по жизни так, словно весь мир лежал у его ног. Он стал подниматься по ступенькам, и девушка замерла в напряженном ожидании, пока наконец его лицо не показалось из-за поворота лестницы. Затем сэр Харвей поднял глаза и увидел Паолину. Волосы девушки отливали золотистым блеском на фоне темных полотен, развешанных по стенам, кожа ее была белее, чем лепестки цветов камелии, которые он держал в руках.

Сэр Харвей в полном молчании медленно поднимался по лестнице, и когда он оказался рядом с Паолиной, та не смогла больше сдерживать себя.

– Что случилось?

Ее голос как будто вырывался из самых заветных глубин ее существа, хотя говорила она почти шепотом. Он вручил ей камелии.

– Графиня посылает их вам. Она глубоко потрясена кончиной брата, но понимает, что тут нет вашей вины.

Паолине показалось, что охватившее ее чувство облегчения было выше ее сил. Она пошатнулась, и тут же рука сэра Харвея поддержала ее.

– Все в порядке, – произнес он ласково. – Они намерены сохранить все случившееся в секрете, за исключением самых близких родственников.

– Каким образом он... умер?

– Он застрелился из дуэльного пистолета! Его нашли рядом с телом маркиза на полу.

– Тогда откуда его родным стало известно, что он покончил с собой... из-за меня?

– Он оставил записку, в которой просил набальзамировать его сердце и послать вам в алебастровой урне.

– Нет! Нет! – вскрикнула Паолина в отчаянии. – Я не возьму ее. Они не могут... заставить меня.

– Вам лучше успокоиться, – посоветовал сэр Харвей.

Он помог Паолине сесть на софу и затем пересек комнату, чтобы налить вина в две рюмки.

– Выпейте это, – сказал он. – Вам это не помешает, как, впрочем, и мне тоже после всего того, что нам пришлось пережить сегодня утром.

Паолина вся дрожала и была так взволнована, что едва смогла взять у него рюмку. Наконец он пришел ей на помощь, поднеся рюмку к губам девушки. Паолина отпила глоток, и вино, смочив ей горло, сняло дрожь и подавило уже готовый начаться припадок истерики.

– Как он мог... решиться на такое? – с трудом выговорила Паолина спустя мгновение.

– Не забывайте, что мы имеем дело с итальянцами, – ответил сэр Харвей. – Они на многое смотрят иначе, чем мы. Кроме того, любовь значит в их жизни намного больше, чем это бывает у англичан.

– Я не приму эту урну, – произнесла Паолина, с трудом сдерживая себя.

– Предоставьте это мне, – ответил сэр Харвей. – Вам нет необходимости видеть ее, да и вообще иметь к этому какое-либо отношение. Но факт остается фактом: так как его записка содержит последнюю волю, семья намерена выполнить его желание.

– Это было жестоко, жестоко...

– Вполне с вами согласен. У меня нет ни капли жалости или сочувствия к самоубийцам. У его матери сердце разрывается от горя, его сестра в шоке, и все в доме рыдают. Если я и встречал когда-либо самолюбивого, бессердечного молодого человека, совсем не думающего о тех, кому он был дорог, то это был маркиз. Мне жаль только, что его уже нет в живых и я не могу, преподать ему хороший урок.

– Не продолжайте! – взмолилась Паолина. – Это не к добру – говорить так о мертвых.

– Меня это не заботит, – отрезал сэр Харвей. – Если вам угодно знать мое мнение, то это был трусливый поступок со стороны малодушного человека, у которого не хватило смелости принять жизнь такой, как она есть. Это лишний раз показывает, до чего порой доводит людей страсть к деньгам.

– Но при чем здесь деньги? – спросила изумленная Паолина.

На лице сэра Харвея появилась мрачная усмешка.

– За сегодняшнее утро мне удалось узнать немало любопытного. У маркиза не было собственного состояния. Он жил в богатстве и роскоши, наслаждаясь всеми преимуществами, которые давало ему его высокое положение, и при этом едва ли не каждый цехин принадлежал его несчастной, безумной жене.