Золотая гондола - Картленд Барбара

– Вы дали ей этот совет, – произнесла она слегка укоризненно. – Вы предложили ей послать мне цветы, чтобы помочь мне воспрянуть духом.

– Вам не следует искать во всем тайные мотивы, – уклончиво ответил сэр Харвей, коротко рассмеявшись, хотя и несколько принужденно.

– Вы хотели избавить меня от лишних переживаний, – мягко произнесла Паолина. – Спасибо вам. Вы были очень добры ко мне. Я никогда этого не забуду.

Он снова рассмеялся, пожав плечами. Девушка поняла, что он был смущен ее изъявлениями признательности, и ничего больше не сказала.

– Сейчас нам надо решить, как провести остаток дня, – произнес сэр Харвей уже совсем иным тоном, властным и не терпящим возражений. – Карнавал все еще в полном разгаре. Мы можем полюбоваться из окна регатой, и, вероятно, было бы неплохо пригласить сюда кое-кого из знакомых. Мы не должны делать вид, будто обеспокоены тем, какой нам окажут прием – в сущности, так как маркиз для нас ничего не значил, нам даже незачем выглядеть удрученными из-за его безвременной кончины.

– Мне все это кажется таким безжалостным, – пробормотала Паолина.

– У нас действительно нет жалости, – возразил сэр Харвей. – Мы просто не можем позволить себе поступать иначе. В этом случае, как и в любом другом, ваш рассудок должен властвовать над вашим сердцем.

В его словах чувствовалась жесткая нотка, и Паолина потупила взор.

– Да, я понимаю.

– Никогда не забывайте об этом, – предостерег он ее. – Если ваше сердце хотя бы раз возьмет верх над разумом, то одному Богу известно, на какие глупости оно может вас толкнуть. Что же касается меня – у меня вообще нет сердца!

– Вы так в этом уверены? – осведомилась Паолина.

– Совершенно уверен, – отозвался он. – Вы помните слова старой песни: «Какое мне дело до всех до вас, а вам – до меня»?

– Я думаю, что, если принимать это за истину, можно остаться в полном одиночестве.

– Это меня не волнует, – произнес он с напускным, как показалось девушке, равнодушием. У Паолины вдруг возникло внезапное сильное желание броситься к нему, прильнуть к его груди, умолять его быть с нею хоть немного более чутким и внимательным, чтобы она не чувствовала себя такой одинокой и для всех чужой. Но затем она поняла, что подобное проявление чувств могло только вызвать у него досаду. Ценой огромного усилия ей удалось сдержать свой порыв и сохранить достоинство.

– Нам нужно поесть, – продолжал сэр Харвей резко, – отдохнуть после ленча, и затем, если мы не получим никаких известий от графа, мы отправимся с визитом к его тетке.

– Вы считаете это разумным? – спросила Паолина.

– Это немного ускорит события, – ответил сэр Харвей. – Но мы не можем больше позволить себе ходить вокруг да около. Этот последний случай с маркизом дал мне понять, что я должен при первой возможности обеспечить раз и навсегда ваше будущее. Граф только вчера вечером упомянул о том, что его тетушка, вдовствующая графиня, прибывает в Венецию, чтобы присутствовать на регате. Мы пригласим ее прийти к нам завтра на обед. Это будет подходящим предлогом для визита. Конечно, с нашей стороны это будет слегка против этикета, но нас простят, так как все сочтут, что эти сумасброды-англичане не разбираются в таких тонкостях.

Он сделал паузу, взглянул на Паолину и добавил почти сурово:

– Наденьте ваше самое лучшее платье и, ради всего святого, будьте любезнее с графом. Мы должны заставить его ясно выразить свои намерения.

– А если он не захочет? – спросила Паолина грустно.

– Захочет, – с уверенностью заявил сэр Харвей.

Во время второго завтрака присутствовали слуги, и поэтому они беседовали о посторонних вещах. Паолине снова, уже в который раз, пришлось убедиться, что сэр Харвей обладал широкими познаниями во многих областях, в том числе и в таких, о знакомстве его с которыми она даже предположить не могла. Он изучал историю и культуру Древней Греции, разбирался в философии и поэзии, и так много читал об итальянских мастерах, что, как показалось Паолине, за полчаса в его обществе она узнала гораздо больше о живописи, чем за всю свою предшествующую жизнь.

Они говорили также об астрономии, к которой сэр Харвей, судя по всему, проявлял большой интерес.

– Я впервые познакомился с этой наукой, находясь в море, – поведал он ей. – Когда тебе приходится все время вести корабль по звездам, ты очень скоро начинаешь относиться к ним с особой теплотой. В те ночи, когда их нет на небе, ты чувствуешь себя так, будто лишился близкого друга.