Любовь дикая и прекрасная - Смолл Бертрис

Лицо ее горело презрением.

Монарх в ужасе отпрянул. И именно в этот миг в кабинет вошел граф Гленкерк. Какое-то мгновение Джеймс и Патрик стояли бок о бок. Увидев их вместе, Катриона почувствовала, как неистово забилось ее сердце. Гленкерк первым понял, что ее испугало, и, прыгнув через разделявшее их расстояние, успел подхватить жену прежде, чем та осела в глубоком обмороке. Но он еще услышал ее крик:

— Френсис! Помоги!

Подняв Катриону на руки, Патрик сказал:

— Добрый день, Джеми. Когда Катриона оправится и сможет перенести дорогу, я увезу ее домой в Гленкерк.

Если вы попытаетесь остановить меня, то, клянусь, я сам верну ее Ботвеллу, и к дьяволу все, что вы придумали!

Но Джеймс молчал. Он только во все глаза смотрел на шелковистую косу, оказавшуюся у него в руках. А Патрик Лесли, следуя за пажом, перенес свою все еще не пришедшую в сознание супругу в экипаж и приказал кучеру быстрее ехать в их эдинбургский дом. Там миссис Керр, увидев пропавшую хозяйку, сочувственно закудахтала и помогла раздеть ее и уложить в постель.

Вскоре Патрик с облегчением увидел, что жена просто глубоко спала. Заметил он и другое: как сильно Катриона была измучена — и душевно, и физически, хотя лорд Хоум и сообщил ему об этом, когда они покидали дворец. Весь день Гленкерк просидел возле кровати спящей жены, наблюдая за ней. Он начал понимать, насколько глубока была ее любовь к Френсису Хепберну. И слыша, как Катриона разговаривает во сне, Патрик испытывал безумную печаль. Он не был уверен, что когда-нибудь снова сумеет завоевать эту женщину, он только еще раз осознал, как сильно любит ее.

Ближе к вечеру Гленкерк увидел, что Катриона скоро проснется. Выйдя в верхний холл, он позвал миссис Керр и велел принести поднос с каплуном, хлебом и маслом вместе с небольшим графинчиком сладкого белого вина. Когда Катриона открыла глаза, то увидела, как Патрик идет через комнату с подносом в руках.

— Добрый день, голубка, — нежно сказал он. — Как ты себя чувствуешь?

— Сколько я спала?

— Часов десять.

Поставив поднос на стол у кровати, Гленкерк взбил пуховые подушки и помог Катрионе сесть.

— Миссис Керр собрала тебе этот поднос. — Он поставил его жене на колени.

— Убери, я не могу есть.

Патрик пододвинул к кровати стул и сел. Он поднес крылышко каплуна к самому носу своей печальной супруги.

— Лорд Хоум сказал мне, что за всю дорогу с пограничья ты и крошки в рот не взяла. Скажи, когда ты ела в последний раз?

— Две ночи назад. — Катриона произнесла это так тихо, что граф едва расслышал.

— Ешь, — сказал он мягко.

Катриона подняла голову и внимательно посмотрела на мужа. Ее прелестные глаза наполнились слезами, которые потоком выплеснулись и разлились по щекам. Патрик сразу отложил крыло, которое еще держал в руке, и обнял Катриону. Он почувствовал, как женское тело в его объятиях стало жестким, но предпочел не заметить этого.

— Плачь! — приказал он. — Проклятие, Кат, плачь!

И тогда великое горе, которое эта женщина сдерживала в себе, разорвало ее душу и выплеснулось наружу. Она плакала, пока глаза ее не покраснели и не распухли и пока не осталось сил даже плакать.

И все это время Патрик сильно и бережно обнимал жену, что-то нежно бормоча ей вполголоса. А когда Катриона наконец затихла, он отодвинул ее от себя и шелковым платком вытер ее залитое слезами лицо. Однако стоило графу попытаться вытереть и мокрый нос, как она с гневом вырвала платок у него из рук.

— Я не дитя, Гленкерк!

— Нет, — согласно кивнул он, — не дитя.

— Боже мой! И как же ты можешь хотеть меня обратно, — возмущенно бросила Кат, — если знаешь, что я люблю его? И всегда буду любить только его!

Схватив графинчик, она плеснула себе вина. Дерзкий взгляд, брошенный Патрику, принадлежал настоящей Катрионе. Граф рассмеялся.

— Не напивайся, пока не поешь.

Гленкерк убрал графин с подноса и поставил на стол.

Шагнув к двери, он снова позвал миссис Керр, и та вскоре принесла новый поднос, плотно уставленный сырыми устрицами, ломтями окорока, артишоками в масле, разнообразными бутербродами, яблоками, медовыми сотами.

Венчал все кувшин красного вина.

Графиня опасливо наблюдала, как муж с удовольствием поглощал всю эту снедь, сама же она заставила себя съесть кусок каплуна и немного хлеба с маслом. Зная ее склонность к сладкому, Патрик положил жене на тарелку медовых сот и обрадовался, когда она съела. А затем, выпив весь графинчик белого вина, она взяла кувшин с красным и наполнила свой бокал доверху. Патрик поднялся и забрал вино из ее рук.

— Тебе будет плохо. Кат, и нет ничего отвратительнее, чем спать с пьяной женщиной, Графиня широко открыла глаза.

— Уж не хочешь ли ты спать в этой постелив Нет! Нет!

Нет! Нельзя быть таким жестоким, Патрик! Дай мне немного времени!

И тут настал тот момент, когда Патрик Лесли заставил себя сделать то, что должен был сделать. Он поразился, поняв, что Ботвелл знает Катриону гораздо лучше его самого.

— Ты моя жена. Кат, — тихо сказал Патрик, — и хочешь ты быть ею или нет, теперь это уже не важно. По закону ты принадлежишь мне, и хотя, возможно, уже не любишь меня, я люблю тебя очень сильно. Два года я был без тебя. И не намерен отказывать себе в удовольствии овладеть твоим прекрасным телом прямо сейчас.

Произнеся эти слова, граф неторопливо разделся. Потом он прошел к кровати и, стянув на пол одеяло, взобрался на постель. Катриона попыталась ускользнуть от него, спустившись с другой стороны кровати, но он легко поднял ее обратно. Медленно и осторожно Патрик притянул к себе яростно отбивающееся тело. Силой уложив ее голову на изгибе своей руки, он склонился и захватил губами несогласный рот. Ее губы были холодны и крепко сжаты.

Гленкерк с нежностью раздвинул их губами, открыв путь своему языку, а его свободная рука гладила и ласкала груди, которые граф уже умело освободил от корсажа. Катриона только вздохнула: по ней уже прокатилась волна желания. В отчаянии она возобновила борьбу, потому что не хотела Патрика Лесли. Она хотела только Френсиса Хепберна, и даже сейчас ей слышался его дразнящий голос.

Всего две ночи назад он говорил:

— Ты создана для любви. И не можешь отрицать этого.

Как и всегда, тело графини предавало ее, отзываясь на любовные ласки, когда она того не хотела. И все то время, пока муж наслаждался ею, сердце Катрионы стонало по Ботвеллу. Никогда раньше Гленкерк не проявлял такой нежности, и это несколько ее успокоило. Патрик ритмично двигался и наконец с криком достиг наслаждения.

Катриона обнаружила, что, хотя тело ее и возбудилось, чувственно она осталась холодной. Патрик тоже это понял. Высвободившись, он заключил жену в объятия.