Любовь дикая и прекрасная - Смолл Бертрис

Наутро, когда суженые встретились, чтобы отправиться на прогулку верхом, граф приветствовал девушку в своей обычной манере. Катриона последовала его примеру и молчала до тех пор, пока они не оказались на безопасном расстоянии от замка. Тогда, медленно повернувшись к нему, Кат сказала:

— Я не жалею ни о чем, что случилось прошлой ночью.

Патрик улыбнулся, почувствовав, с каким напряжением это было сказано.

— А тут, Кат, и жалеть-то не о чем. Мы только целовались и ласкались… невинные забавы, которым предаются влюбленные со времен сотворения мира.

— Я приду к тебе снова, — сказала она.

Патрик усмехнулся.

— Нет, ты останешься в своей постели как хорошая девочка, — велел он, — иначе я за себя не отвечаю.

Девушка надула губы.

— Я не останусь одна.

Гленкерк внимательно посмотрел на нее и вдруг, к своему крайнему изумлению, понял, что именно так она и поступит. «Боже мой, — подумал граф, — это тигрица!» А вслух сказал:

— Если ты ослушаешься меня, то я возьму лещинный хлыст и исполосую твою прелестную попку. Я не шучу!

Ночью Катриона снова появилась у него в комнате.

Вручив ему лещинный хлыст, она резким движением плеч сбросила свой плащ. Другой одежды на девушке не было.

Граф отшвырнул хлыст в камин и, схватив ее и притянув к себе, нежно поцеловал, позволив своим пальцам прикоснуться к тайному местечку между ног. Она едва слышно застонала, но не остановила его.

Каждую ночь Кат приходила в комнату Патрика, и граф чувствовал, что если не передохнет от пытки, на которую она его обрекла, то сделает нечто, о чем оба будут потом жалеть.

Закончились празднества Двенадцатой ночи, и родственники отбыли по домам. Граф упросил Катриону вернуться к себе в Грейхевен на несколько недель, чтобы потом приехать снова в Гленкерк для приготовлений к свадьбе.

Девушка уезжала с большой неохотой.

За две недели до свадьбы Катриона вернулась, привезя свое приданое — одежду, драгоценности, белье и обстановку. К ужасу Патрика, девушку поместили в покои графа и графини Гленкеркских, частью которых была и его собственная спальня. На дверях между всеми этими спальнями никогда не существовало замков. И если сейчас он прикажет поставить замок на свою дверь, то какие же вызовет пересуды!.. В первую ночь по возвращении Катрионы граф допоздна засиделся в библиотеке, беседуя с Адамом, в надежде, что, когда он придет к себе, девушка будет спать.

Наконец Патрик пожелал брату спокойной ночи и отправился в свою спальню. Дверь между двумя комнатами стояла открытой. Граф Прислушался, но ничего не услышал. Поспешно, стараясь не шуметь, он начал раздеваться.

— Патрик, — прозвучал нежный голос.

Гленкерк повернулся и обнаружил, что Катриона стоит в двери, такая же голая, как и он сам. Девушка простерла к нему руки, и граф застонал.

— Пойдем, любовь моя. Моя постель уже согрета.

Патрик не мог отвести глаз от ее роскошной груди и соблазнительных длинных ног. Медовою цвета волосы, тяжелые и густые, ниспадали ниже тончайшей талии, а глаза сияли так ярко, как никогда прежде.

— Если я сегодня заберусь в твою постель, Кат, то пути назад не будет. Я больше не стану играть с тобой в игры.

Если я приду в твою постель, голубка, то лишу тебя девственности. Не обманывайся! Если начну, то и закончу!

— Пойдем, Патрик!

Катриона направилась в свою спальню. Граф последовал за ней.

— Ты уверена, любовь моя?..

Она повернулась и положила руку ему на грудь, вызвав волну возбуждения.

— Я не в силах больше ждать, милорд. Пожалуйста, не заставляй себя упрашивать.

Забравшись на свою огромную кровать, Катриона протянула к нему руки. Патрик торопливо последовал за ней и, прижав к себе, с силой поцеловал. Он почувствовал, как по телу девушки пробегает дрожь, и отодвинулся, чтобы посмотреть на возлюбленную.

— Ты уверена?..

— Да, милорд.

Когда его жадные губы побежали по ее телу, Катриона затрепетала, словно плененное дикое животное. Поцелуи будто насквозь прожигали ее тонкую кожу, а когда губы Патрика обхватили жесткий сосочек, девушка испытала восхитительную смесь страха и удовольствия. Его рука бережно обследовала у нее тайное влажное место между ног — поддразнивая, поглаживая, лаская. Нежным движением Патрик всунул внутрь палец, и Катриона выгнулась ему навстречу. Она была нетронутой. Граф понял, что придется действовать крайне осторожно, чтобы причинить ей как можно меньше боли.

Однако он мог не торопиться. Впереди была целая ночь, и граф хотел возбудить Катриону до крайности. Он уже и прежде не раз лишал девушек невинности и обнаружил, что распаленная девственница чувствует меньше боли, нежели та, что напряжена и испугана. Патрик взял руку Катрионы и приложил ее к своему органу. Катриона не отвела руку, а стала поглаживать член робко и нежно, а потом вдруг склонилась и поцеловала его пульсирующую головку.

По его телу вихрем пронесся безудержный трепет. Снова поджав девушку под себя, граф впился в нее поцелуем. Их языки превратились в огненные копья — пытливые, обжигающие. Катриона корчилась под ним, и Патрик удовлетворенно улыбнулся. Склонившись, он пробирался губами к маленькой родинке, отмечавшей расщелину между ее ногами. Затем пустил язык в саму эту соблазнительную щель.

Катриона затаила дыхание от изумления. Патрик любовно, хоть и настойчиво, раздвигал ее бедра. Он нежно вошел в любимую и пришел в восторг, потому что она призывно выгнулась навстречу. С величайшим усилием граф сдерживался, чтобы не давить слишком сильно. На мгновение остановившись, он посмотрел на Катриону. Пот покрывал ее тело, словно мелкий бисер, и было заметно, что она немного испугана.

— Легче, голубка, легче, — вполголоса промурлыкал Патрик и погладил трепетное тело возлюбленной.

— Мне больно, Патрик! Больно!

— Еще мгновение, любовь моя, только один раз будет больно, а потом сразу станет лучше, — пообещал граф.

И прежде чем Катриона успела снова пожаловаться, Патрик откинулся назад и резко ткнулся сквозь барьер. Ее глаза расширились, и она вскрикнула от боли. Этот крик мужчина заглушил, своими поцелуями. Но он не обманул. Боль сразу начала стихать. Гленкерк мягко двигался внутри нее, и Катриона, скользнувшая в новый блистательный мир, выгнула свое гибкое тело ему навстречу. Ее омывали волны удовольствия, и чем мощнее они становились, тем глубже ее увлекало в какой-то крутящийся золотой вихрь. Она тоже услышала девичий крик, но не поняла, что это был ее собственный голос.

Столь же неожиданно, как началось, все кончилось.

Катриона обнаружила, что лежит в объятиях Патрика и плачет. А тот целиком был во власти угрызений совести и отвращения к самому себе. Покрывая ее мокрое от слез лицо поцелуями, он молил о прощении, каялся, что поступил как ужасная скотина. Катриона прервала его на полуслове, засмеявшись сквозь слезы.