Королевство грез - Макнот Джудит

— Я и не знала, что я здесь пленница.

— Зачем тебе понадобилось покидать замок? — поинтересовался Ройс, не потрудившись прикинуться, будто не понял значения ее слов.

— Затем, что я хотела поговорить наедине с братом Грегори, — мрачно уведомила его Дженни. — Теперь твой черед ответить на мой вопрос. Почему мне запрещено покидать замок? Я у себя дома или в тюрьме? Я не собираюсь…

— Ты у себя дома, — перебил он, неожиданно усмехнулся, к полному ее замешательству, и добавил, тихонько и восхищенно фыркая:

— И у тебя самые синие в мире глаза. Когда ты злишься, они становятся цвета мокрого синего бархата.

— Мокрого бархата? — кисло переспросила она, морщя носик. — Мокрого бархата…

Белые зубы его сверкнули в широчайшей улыбке.

— Разве нет? А что я должен был сказать? Улыбка была неотразимой, и Дженни поддалась его озорному настроению.

— Ну мог бы сказать, что они цвета… — она увидела большой сапфир, украшающий распятие, и предложила:

— …сапфиров. Это неплохое сравнение.

— Ах, но сапфиры холодные, а глаза твои теплые и выразительные. Как, лучше? — хихикнул он, не слыша более возражений насчет мокрого бархата, — Гораздо, — охотно согласилась она. — Не соблаговолишь ли продолжить?

— Комплименты?

— Конечно.

Губы его дрогнули от смеха.

— Очень хорошо. Ресницы твои напоминают мне черную от сажи метелку.

Развеселившаяся Дженни залилась мелодичным смехом.

— Метелку! — радостно хохотала она, укоризненно Качая головой.

— Точно. А кожа твоя белая, мягкая, гладкая… Глядя на нее, я вспоминаю…

— Ну? — фыркая, подтолкнула она.

— Яйцо. Продолжать?

— О, пожалуйста, больше не надо, — пробормотала она сквозь смех.

— Как я понял, у меня ничего не вышло? — ухмыляясь, уточнил он.

— Я-то думала, — упрекнула она, задыхаясь, — что даже при английском дворе требуется хоть какое-то галантное обхождение. Ты что, никогда не бывал при дворе?

— Старался бывать как можно меньше, — мягко ответил он, но внимание его привлекли ее полные улыбающиеся губы, и Ройс без предупреждения сгреб Дженни в объятия, прижавшись к этим губам жадным, торопливым ртом.

Дженни охватывал сладостный, чувственный поток его желания, и она с усилием отвела губы. Взор его, уже потемневший от страсти, проникал в самую глубину ее глав.

— Ты не сказал, почему, — дрожащим шепотом напомнила она, — мне запрещено покидать замок.

Ройс медленно погладил ее по плечам и снова склонил к ней голову.

— Только на несколько дней… — отвечал он, целуя ее после каждой фразы, — пока я не удостоверюсь, что за стенами… — он прижал ее крепче, — ничего не грозит.

Дженни отдалась невероятному наслаждению от поцелуев, ощущая, как его мускулистое тело напрягается от желания.

Солнце уже клонилось к закату, когда они пересекали двор по дороге к большому залу.

— Интересно, что тетушка Элинор задумала на ужин, — проговорила она, улыбаясь ему.

— В данный момент, — многозначительно заметил Ройс, — у меня разгорелся аппетит вовсе не на еду. Однако, раз уж о том зашла речь, скажи, твоя тетка и правда такая мастерица в поварских делах, как она утверждает?

Дженни искоса нерешительно глянула на него;

— Честно сказать, не могу вспомнить, чтобы в нашем семействе ее когда-нибудь расхваливали за это. Ее всегда почитали за целебные снадобья; мудрые женщины со всей Шотландии прибывали к ней за мазями и отварами всяких сортов. Тетушка Элинор убеждена, что соответствующая еда, соответствующим образом приготовленная, излечивает всевозможные недуги и что некоторые продукты обладают особой лечебной силой. Ройс сморщил нос:

— Лечебная еда? Не совсем то, что я имел в виду. — Он окинул ее оценивающим взглядом, словно ему что-то внезапно пришло в голову. — А ты разбираешься в готовке?

— Нисколечко, — весело откликнулась она. — Моя специальность — ножницы.

Ройс громко прыснул со смеху, но явление сэра Альберта, шагавшего к ним через двор с еще более суровой, чем обычно, физиономией, положило конец веселью Дженни. Холодные глаза, изможденное тело, тонкие губы придавали внешности управляющего злобную жестокость, и Дженни вдруг безотчетно встревожилась.

— Ваша светлость, — обратился он к Ройсу, — виновник вчерашнего происшествия, швырнувший ком грязи, доставлен сюда. — Он указал жестом на кузню в дальнем конце двора, где два стражника держали с обеих сторон мальчишку с побелевшим лицом и собиралась толпа слуг. — Не поручите ли мне самому разобраться?

— Нет! — выпалила Дженни, не в силах побороть неприязнь к этому человеку.

Со слегка завуалированным раздражением во взгляде управляющий отвернулся от Дженнифер к Ройсу.

— Ваша светлость? — повторил он, не обращая на нее внимания.

— Я не знаком с гражданскими дисциплинарными мерами и процедурами, — сказал Ройс Дженнифер, явно уклоняясь от прямого ответа.

Они подходили к быстро растущей толпе, и Дженни обратила на мужа полные мольбы глаза, а в памяти ее звучали речи брата Грегори.

— Ежели ты разбираться не хочешь, я могу выступить вместо тебя, — лихорадочно вызвалась она. — Я с незапамятных времен наблюдала, как заседает в суде мой отец, и знаю, как это делается.

Ройс оглянулся на управляющего;

— Совершите обычные формальности, а жена моя вынесет приговор.

Сэр Альберт крепко стиснул зубы, но отвесил почтительный поклон:

— Как пожелаете, ваша светлость. Толпа расступилась, пропуская их, и Дженни заметила, что все стоявшие со стороны Ройса отпрянули гораздо дальше, чем требовалось для прохода, стараясь держаться вне пределов его досягаемости.

Когда они вышли в центр широкого круга, сэр Альберт, не теряя времени, приготовился вершить правосудие. Сверля ледяным взглядом перепуганного парнишку, управляющий объявил:

— Ты виновен в злодейском нападении на госпожу Клеймора, в тягчайшем преступлении по английским законам, за которое должен был понести наказание еще вчера. Для тебя это было бы лучше, чем поджидать до сего дня, — сурово заключил он, вселив в Дженни мимолетное ощущение, что сэр Альберт сим приговором превратил данную Рейсом отсрочку в умышленную пытку.

По щекам паренька лились слезы, а женщина с краю толпы, в которой Дженни мгновенно признала мать ребенка, закрыла лицо руками и принялась всхлипывать. Ее муж стоял рядом, окаменев, с болью глядя на сына.

— Ты отрицаешь это, мальчик? — отрывисто спросил сэр Альберт.

Мальчик с трясущимися от безмолвных рыданий худенькими плечиками отрицательно качнул опущенной головой.

— Говори!

— Н-н-н… — Он дернул плечом, утирая со щеки рукавом грязной рубахи унизительные слезы. — Нет. — Так-то лучше, — почти мягко проговорил управляющий, — ибо, умерев с ложью на душе, ты заслужил бы вечное проклятие.