Герцог и я - Куин Джулия

— Но сейчас он так хорошо говорит!

Дафна не нашла, что еще сказать в первые минуты. Даже подумала, не сочинила ли сидящая перед ней женщина всю эту трогательную историю.

Миссис Коулсон заговорила снова:

— А чего ему стоило, бедняжечке, исправлять себя… Свою речь, значит. Уж кто, как не я, помнит все это… Семь лет, семь долгих лет учился он говорить. Если бы не его няня… Дай Бог памяти, как ее звали?.. Ах, да, няня Хопкинс. Святая женщина, скажу я вам. Поистине святая! Как любила ребенка! Собственного так не каждый любит. Я тогда была уже помощницей экономки, и няня часто звала меня поговорить с мастером Саймоном. А уж он старался! Он старался!

Миссис Коулсон опять вытерла слезы.

— Ему было очень трудно? — прошептала Дафна.

— Не то слово! Иногда я думала, мальчик просто не выдержит. С головкой что случится или еще чего… Но он был упорный. Видит Бог, упрямый был ребенок. Не видывала я таких настойчивых детей. — Она горестно покачала головой. — А отец ну никак не признавал его. Ни в какую… Это… это…

— Разбивало вам сердце, — само собой вырвалось у Дафны. — Ваш рассказ разбивает и мое сердце, — прибавила она.

Последовала долгая пауза, в течение которой миссис Коулсон допила чай и, приняв продолжающееся молчание за знак того, что хозяйка хочет остаться одна, поднялась.

— Благодарю вашу светлость за то, что удостоили вниманием мой рассказ, — сказала она.

Дафна взглянула на нее, словно не вполне понимая, о чем та говорит и как очутилась здесь, в комнате. Ей в самом деле хотелось сейчас в одиночестве обдумать услышанное.

Миссис Коулсон поклонилась и молча вышла.

Глава 16

Удушающая жара, стоявшая в Лондоне на этой неделе, внесла свои поправки в жизнь светского общества. Ваш автор видел собственными глазами, как на балу у леди Хаксли мисс Пруденс Фезерингтон ненадолго упала в обморок, но для него (для вашего автора) так и осталось неизвестным, утратила она вертикальное положение из-за жары или тому виной присутствие на балу мистера Колина Бриджертона, произведшего, как считают некоторые, настоящий фурор среди женской части общества после своего возвращения с континента.

Наступившая не ко времени жара подействовала и на леди Данбери, которая несколько дней тому назад покинула Лондон под предлогом того, что ее длинношерстный кот (очень красивое животное) не переносит такой погоды и предпочитает отдыхать в графстве Суррей.

Как многие из вас, вероятно, знают, герцог Гастингс и его супруга тоже не подвергают себя опасностям из-за перепадов температуры, поскольку находятся на берегу моря, овеваемые постоянным морским ветром.

Впрочем, ваш автор не берется утверждать, что они пребывают там в спокойствии и радости, потому что, несмотря на подозрения некоторых злопыхателей, автор не в состоянии засылать своих осведомителей во все интересующие его дома и замки, не говоря уж обо всем королевстве.

«Светская хроника леди Уислдаун», 2 июня 1813 года

Как удивительно, размышлял Саймон, они женаты всего какие-то две недели, а кажется, это произошло давным-давно — такое спокойствие и умиротворение он ощущал сейчас в душе, стоя босиком на пороге своей туалетной комнаты с шейным платком в руках, глядя, как его жена расчесывает на ночь волосы перед зеркалом.

Точно то же он видел вчера, и позавчера, и в этой незыблемости было нечто от мира, от вечности.

Кроме того, и вчера, и позавчера (он надеется, что сегодня тоже) именно в эти моменты ему хотелось (и удавалось) снова ее соблазнить — увлечь на постель. Это он был намерен сделать и сейчас.

Поэтому он решительно отбросил платок, который держал в руках, и не менее решительно сделал несколько шагов к туалетному столику, за которым сидела Дафна. Она взглянула на него со смущенной улыбкой, когда он коснулся ее руки с гребнем.

— Люблю смотреть, как ты расчесываешь волосы, — сказал он, забирая у нее гребень. — Но сам сделаю это лучше. Позволь мне.

Она выпустила из рук гребень и, повернув голову, внимательно и серьезно посмотрела на него. Ему показалось, что ее взгляд сосредоточился на нижней части его лица, на губах.

— Куда ты так пристально смотришь? — вдруг спросил он ледяным тоном.

— Просто так. Никуда, — ответила она чуть дрогнувшим голосом.

Но думали они сейчас об одном и том же. Он вспомнил, как в годы детства все, решительно все не сводили глаз с его рта, в котором застревали слова и никак не могли оттуда вырваться; Дафна после беседы с экономкой невольно смотрела туда же, ясно представляя себе его прежние мучения, унижения, с ужасом думая, не повторится ли это вновь.